"Театр нужен даже в темные времена". Интервью с режиссером Никой Платоновой

Ника Платонова – режиссёр, выпускница ГИТИСа, приехавшая в Израиль осенью 2022 года. ДО – она занималась хореографией, музыкой, актерской игрой, драмой, ставила спектакли – кукольные, детские, взрослые. Что будет ПОСЛЕ и когда будет ПОСЛЕ – никто из нас не знает. И потому мы говорим о том, что есть СЕЙЧАС – СЕЙЧАС идет работа на спектаклем "Параллели. Высоцкий" при участии Марии Мушкатиной, Елены Яраловой и Аллы Данциг. СЕЙЧАС есть множество сложностей, изучение иврита, война и надежда, что в конце туннеля будет свет.

Ника Платонова уже успела поставить в Израиле несколько спектаклей, в том числе "Красный Октябрь", "Глаз волка" и сейчас работает над постановкой "Параллели. Высоцкий" – спектакле о поиске внутренней свободы на материале стихов и песен Владимира Высоцкого. В интервью она рассказывает о переезде, о работе с детьми, о стихах Высоцкого и о том, зачем нужен театр, когда мир кажется погружённым в хаос.

Беседовала Маша Хинич

Ника, начнём с самого главного, пожалуй для человека, репатриировавшегося относительно недавно. Когда Вы приехали в Израиль и как ощутили этот переезд?

Мы репатриировались почти что три года назад. Было и осталось очень непросто.

Первое впечатление жарко, бедно, грязно? Если более серьёзно: что изменилось для Вас как для человека театра?

В Израиле есть своя специфика. Новым репатриантам приходится адаптироваться: новые условия, новые театры, новые возможности, но и новые сложности.

Я оказалась в новой среде, и всё, что делала раньше, здесь не работало. Мне нужно было сначала понять, где я, а потом уже начинать что-то делать. Спустя примерно полгода после репатриации я поставила первый спектакль – "Глаз волка" – музыкальную историю об одиночестве и встрече двух миров.

Вы приехали одна или с семьёй?

Мы приехали с детьми. Конечно, это было непросто – два подростка в переходном возрасте. Я много работала – утром уборки, вечером – театр, и так продолжается по сей день: дети нервничали, я тоже нервничала. В результате они вернулись доучиваться и живут с бабушкой и дедушкой, я провожу с ними время на каникулах и вижусь когда только могу между работой и спектаклями.

Как возникла идея спектакля "Красный Октябрь" – спектакля о судьбе одного пианино как символа человеческой жизни, и как вы познакомились с Марией Мушкатиной?

Мы познакомились буквально случайно, разговорились. Оказалось, что мы соседки. Маша показала наброски пьесы о своих родителях, и мы начали работать вместе. Маша сходу доверилась мне, до того момента абсолютно незнакомому человеку. Так всё и пошло – сначала "Красный Октябрь", потом другие проекты, "Параллели. Высоцкий", сейчас в работе еще один спектакль.

Этим летом Вы сотрудничали с детской театральной кайтаной – каникулярным лагерем. Как проходила Ваша работа с детьми в Израиле?

Мы сделали детский спектакль. Дети сами изготовили декорации, реквизит, даже дракона. Сначала всё это воспринималось как веселая игра, а потом пришли настоящие репетиции – с усталостью, с нежеланием много репетировать. Но в какой-то момент они почувствовали ответственность и это было очень радостно.

Поговорим о спектакле "Параллели. Высоцкий". Как родилась эта постановка?

Я не люблю режиссировать концерты или музыкальные представления. Но Маша Мушкатина и Лена Яралова обыграли музыку Высоцкого так, что я услышала её совершенно по-новому. Маша Мушкатина убедила меня прийти к ним на музыкальную репетицию. Они ничего не играли – они пели стихи Высоцкого под музыку Аллы Данциг. И вот эта музыка и повлияла на моё решение согласиться на участие в этом проекте в качестве режиссера. Я написала сценарий, то есть у меня появилась идея, как это сделать и про что. Стали открываться стихи: их внутренняя свобода, стремление текста прорваться наружу, "за струны". Так появилась идея спектакля, в котором мы хотели показать, что человек никогда не остаётся один: всегда есть кто-то рядом, кто может вытянуть тебя из одиночества.

Первые ассоциации с Высоцким – брутальность, хриплый голос , гитара, "Гамлет" на Таганке, знаменитый занавес Давида Боровского. В Вашем же спектакле все иначе: нежность, хрупкость, даже какая-то зыбкость.

Когда Алла Данциг сыграла свою музыку, когда я увидела Машу Мушкатину и Лену Яралову на сцене, то, как они обыграли, как интерпретировали эту музыку, я поняла, что спектакль на основе текстов Высоцкого можно сделать совершенно по-другому. Я вдруг сама по-другому стала слышать и воспринимать лирику его стихов. Высоцкий стремился к свободе и она – свобода – была с ним всегда, внутри его. В этом спектакле не поются его песни, а показывается их суть – стремление к свободе. Свобода – это часть того, о чем мы говорим; а говорим мы еще и о честности и слабости, о страхе и любви. Но главная мысль спектакля, это – человечность.

Гениальные произведения – проза, стихи, музыка, балет – всегда остаются актуальными. Они приноровляются к обстоятельствам текущего времени.

Спектакль "Параллели. Высоцкий" возник не как отклик на биографию, не как жест памяти и не как акт почитания фигуры поэта, но как внутренняя потребность понять сегодняшний мир – тревожный, неустроенный, обнажённый до крика – через его стихи. Здесь поэзия Высоцкого существует вне привычного формата гитарной баллады. И потому "Параллели. Высоцкий" – не о Владимире Высоцком, и даже не о его эпохе, но о нас, сегодняшних, и о попытке – мучительной, упрямой, местами отчаянной – отыскать смысл в реальности, которая рассыпается под ногами. Мы создаем в этом спектакле напряжённое, подвижное состояние, балансирующее на грани между внутренней тишиной и криком. Наши персонажи – герои из театра абсурда, клоуны, лицедеи, то ли выжившие, то ли пришедшие с другой стороны обломков реальности, пытающиеся удержать друг друга от окончательной тьмы. Один собирается уйти – второй не позволяет. Между ними – не конфликт, а сопротивление разрушению. В этом сопротивлении – вся суть действия.

Вы вкладывали в эту постановку и личный опыт?

Мне кажется, да. Когда говоришь о том, что тебя тревожит, это обязательно находит отклик у зрителей. Я хотела, чтобы человек, придя в зал, понял: он не один, что есть рядом другие, кто чувствует то же самое. Это важно.

В спектакле заметен минимализм в декорациях. Почему?

Сейчас на сцене часто слишком много спецэффектов. Мне хотелось, чтобы всё держалось на актёрах – на их голосе, на душе. Чтобы спектакль был простым и честным. Потому на сцене бесполые персонажи с глазами Джульетты Мазины. В этом спектакле проявляются и актерские души и мастерство актрис. Лена Яралова и Маша Мушкатина – опытнейшие актрисы, они не могут не влиять на процесс построения спектакля. Мы создавали этот спектакль вместе, я читаю в их глазах то, что им хочется изменить... Мне важно найти подход к актеру, убедить и заразить его своей идеей. Я никогда никого не заставляю делать то, с чем актер будет внутренне не согласен. Мне нужно собрать команду единомышленников, и так оно и получилось.

Ваша биография связана ещё и с хореографией. Вы действительно начинали с балета?

Да, моя мама – балетмейстер, она работала в мюзиклах. Через неё я попала в эту область. Я участвовала в шоу-балетах, в спектакле Виктюка "Кармен", в мюзикле "Норд-Ост".

Ваша мама была среди заложников "Норд-Оста"?

Да. Эти события очень сильно на неё повлияли. Она всегда переживает, особенно когда слышит о войне или заложниках. Для неё это очень болезненно.

Сегодняшняя ситуация в Израиле: война, заложники, ракеты, политика – все это повлияло на Ваше восприятие происходящего?

Конечно. Иногда возникает вопрос: а есть ли вообще смысл заниматься театром, когда вокруг такая ненависть и боль? Но именно в такие моменты понимаешь, что театр нужен, что в нём есть солидарность и поддержка. Даже если это маленькая девочка на сцене, которая даёт тебе силы. В нашем спектакле персонажи "вытаскивают" друг друга, не дают уйти, не дают настать одиночеству. Мы говорим о том, что сейчас тревожит столь многих, что находит отклик у людей – у тех, кто чувствует схожие вещи.

Вы говорите о пребывании, о жизни в состоянии неопределённости. Это также нашло отражение в Вашей режиссуре?

Да. Горизонт планирования у меня сейчас две-три недели. Дальше думать невозможно. Это чувство постоянной неопределённости влияет и на спектакли, и на решения. Но именно поэтому я продолжаю – потому что есть потребность что-то делать для людей и с людьми.

Желание творить сильнее сомнений?

Желание поставить спектакль, заниматься своим делом – это стопроцентно во мне живёт. Конечно, есть сомнения: правильно ли мы делаем, что пытаемся жить нормальной жизнью в такое время?

Можно ли сказать, что Вы видите своё будущее в Израиле?

Пока не знаю. Я стараюсь думать только о ближайшем времени. Но если есть свет в конце тоннеля, то, может быть, он проявится сначала именно в театре.