Берлинале 2025: палестинский фильм о Газе "Ялла, паркур", в котором потерялся ХАМАС

"Скажите, а почему в вашем фильме нет политического фона, из-за которого все происходит? Ни правого, фашистского правительства Нетаниягу, ни власти ХАМАСа в Газе", – такой вопрос режиссеру фильма "Ялла, паркур" Ариб Зуайтер задали из зала после финальных титров и продолжительных аплодисментов. "Я считаю, кино не должно говорить о политике, – ответила Зуайтер. – Кино должно рассказывать человеческие истории. Я рассказала человеческую историю, чтобы это все перестало быть просто статистикой".

Лукавый ответ режиссера вполне отражает лукавство ее картины. Фильм начинается с лирического обращения Ариб к матери (о том, при чем здесь вообще ее мать, режиссера тоже спросили). Медленно падающий на елки снег за окном, размытое изображение, перебирающая семейные фотографии Зуайтер, закадровый текст – что-то про недоступную улыбку матери и такое же недоступное море.

Фильм Ариб снимает из своего дома в Америке. Большие окна, хорошо обставленные комнаты, на стене огромный экран, на котором взрываются дома в Газе. Ностальгический тон картине придают и фортепианные переливы за кадром.

Практически сразу Ариб признается, что так и не понимает, кто она на самом деле. Когда она была в гостях у матери в Наблусе, соседи дразнили ее за акцент, с которым она говорит по-арабски. Ее новый знакомый Ахмед дразнить не стал. Откуда появляется он в жизни Ариб, из фильма непонятно. Просто неожиданно она созванивается с неким юношей из Газы, а он присылает ей любительское видео своих тренировок – Ахмед занимается паркуром с друзьями. На первой записи, которая появляется в фильме, палестинские подростки делают сальто на фоне взрывающейся многоэтажки. Это, кажется, 2026 год. Один из героев видео улыбается в камеру.

Дальше их будет много – записей тренировок, на которых Ахмед и его друзья регулярно падают, заставляя зрительный зал в ужасе охать. За мальчишек действительно страшно: делая сальто, прыгая с высоты, перескакивая со стены на стену, они очень страшно падают – лицом, животом, спиной. Эти ролики Ариб смотрит с Ахмедом на связи. Он ей рассказывает о своих друзьях, о том, как Джинджир сорвался с высоты, у него было 50 переломов, но он неделю не мог получить разрешение на лечение в Израиле, а потом его встречали как героя. Эта запись тоже есть.

"Эта удивительная способность радоваться, несмотря на огромную боль", – комментирует Ариб кадры переломанного и осоловевшего от боли Джинджира, вокруг которого раздают сладости. Потом в фильме покажут и момент его страшного падения со стены многоэтажного дома. Ахмед спокойно и со смешком комментирует свои видео: вот разрушенный аэропорт Газы, вернее, его руины, в которых Ахмед с друзьями отрабатывают трюки, вот остов какого-то грандиозного недостроенного здания, которое сначала забросили, а потом, по словам Ахмеда, в него попала ракета.

Вообще Газа на кадрах, которые снимает Ахмед задолго до 7 октября 2023 года, выглядит так, как она выглядит сегодня – после полутора лет войны: руины, разрушенные дома, снова руины, пустынные пляжи. Только в одном эпизоде фильма на размытом фоне видны новостройки, высотки, аллея, парк. Ариб и Ахмед, похоже, очень тщательно отбирали фон для съемок, подтверждающий слова, сказанные постановщицей после фильма: "Газа была тюрьмой под открытым небом, а теперь это концлагерь". Из зала кто-то заметил, что все-таки не стоит так легкомысленно использовать слово "концлагерь" в Германии.

Нет в фильме и диалогах Ариб с Ахмедом ни ХАМАСа, ни Израиля. Кто правит Газой и почему в ней такая разруха, неизвестно. Ариб только постоянно упоминает войну. А Ахмед – "оккупацию", которая не позволяет ему свободно поехать из Газы на соревнования по паркуру. Некоторые его более удачливые друзья уже уехали. И не вернулись. Ахмеду четыре года отказывают в визе. Ариб признается, что очень хотела бы приехать в Газу, но не может, хотя у нее есть палестинский паспорт и американский.

Этот диалог продолжается недолго. Вскоре помимо любительских в фильме появляются профессиональные съемки. На этом этапе Ариб удается договориться с операторами из Газы, которые снимают Ахмеда уже профессионально. Вот он подает документы на визу, вот он купается с друзьями в море и говорит, что впервые увидел море в 2005 году, вот он получает отказ в визе и должен заново собирать все документы.

В конце концов ему все-таки удается уехать. В Швейцарии он работает тренером по паркуру и много лет подряд ждет гражданства, потому что с видом на жительство его могут не пустить обратно в страну, когда он поедет в Газу навестить мать и братьев. Повидаться им удастся только в 2023 году. "За два месяца до апокалипсиса", – комментирует Ариб, естественно, ни словом не упоминая ни о 7 октября, ни о продолжающемся кошмаре похищенных в Газу израильтян.

Не стала она говорить об этом и на премьере своего фильма в Берлине. На сцену фестиваля поднялись Ахмед и его друзья-паркуристы в арафатках и с кулонами в виде карты Палестины "от реки до моря" под восторженные аплодисменты зала. Они долго вспоминали имена четырех погибших в войне членов съемочной группы и друзей Ахмеда. Конечно, аккуратно не вспомнив ни о ХАМАСе, ни об израильских заложниках, которых – живыми и мертвыми – держат в Газе уже 500 дней.