Актриса Мария Машкова: "Все мы сегодня Надеждины". Интервью

Актриса Мария Машкова представит в Израиле спектакль "Надеждины". Сценарий постановки основан на дневниках ее прапрабабушки, которые несколько лет назад передал Маше ее отец Владимир Машков. Из этих дневников Маша узнала, что ее дед, Евгений Осипович Зеленский, был революционером, социал-демократом и евреем, он сгинул совсем молодым под молохом репрессий.

В интервью Newsru.co.il Мария рассказала, как трудно ей было представлять эту историю, осудить вторжение России в Украину в интервью CNN и переживать ощущение личной вины за эту войну.

Беседовала Алина Ребель.

Маша, фамилия вашего прапрадеда, которому посвящен спектакль "Надеждины", – Зеленский. Надеждин это его публицистический псевдоним. Почему вы решили назвать спектакль не "Зеленский"? Ведь это очевидное маркетинговое преимущество.

Когда я разговаривала с будущими прокатчиками спектакля, то сразу расставалась с теми, кто предлагал назвать проект "Зеленский". Для меня это было показателем того, как человек относится к этому проекту, что ему от этого проекта нужно. Мне хайпа в жизни хватает, даже немного через край. Мне хочется надежды, как и огромному количеству людей сегодня, надежды, что все эти войны страшные закончатся, чтобы мы в XXI веке занимались полетами в космос, поисками лекарства от рака и наконец-то его нашли. Нам есть что делать, а мы вынуждены воевать с террористами ХАМАСа и диктатором Путиным. Поэтому я назвала спектакль "Надеждины", мне важно было, чтобы это слово звучало. Мне еще говорили, что это противоречит истине – моя прапрабабушка Миля, написавшая этот дневник, не была Надеждиной, она была Зеленской. Но мне было важно показать, что и их поколение, и все мы сегодня Надеждины.

После начала войны о вашей семье говорят и пишут очень много. Могу предположить, что это очень тяжело. Но вы все-таки решились выйти на публику с еще более личной историей. Не страшно впускать посторонних в свою жизнь – еще и на уровне прапрадедов?

Очень страшно. Сейчас в театре "Гешер" в Тель-Авиве мы впервые показываем этот спектакль перед таким огромным залом, почти на тысячу мест. Мне очень важно, как его примут в Тель-Авиве, ведь его герой – Евгений Осипович Зеленский – был евреем. Для меня было большой неожиданностью, что во мне течет еврейская кровь. Кстати, премьера "Надеждиных" прошла в Кишиневе в еврейском доме Кедем.

И что вы почувствовали, когда узнали, что в вас течет еврейская кровь?

Гордость. И, конечно, стала острее переживать историю Холокоста.

Это не самая популярная тема сегодня. И не самый очевидный выбор – оказаться еще и еврейкой.

Конечно, мне страшно, но еще мне важно показать, что я не только дочка, я – внучка, мама двоих детей, я жена. Ну и просто я уже сама по себе, я Маша, и я имею право к своим сорока годам быть отдельной личностью со своими победами и провалами. Это моноспектакль, я играю в нем и себя, и своих прапрабабушку и прапрадеда, и там звучит голос Анатолия Белого, который озвучивает, собственно, Зеленского. Было совершенно не очевидно, получится ли спектакль, и сейчас каждый раз я, выходя на сцену, не знаю, что произойдет с публикой. И произойдет ли с ней что-то вообще.

Вы показывали уже спектакль и в Америке, и в Европе. Как его принимают?

Мы играем спектакль на русском языке, но с субтитрами на английском. Так что и в Нью-Йорке, и в Лос-Анджелесе приходили американские зрители. Для нас стало большим сюрпризом, что для американцев, оказывается, важны те же акценты, что и для нас. Но в основном в зале, конечно, была русскоговорящая аудитория – люди из Украины, из Беларуси, из России. Надо сказать, состав аудитории изменился. Я это осознала только в туре со спектаклем.

Как изменился?

Я понимала, что в Европе очень много беженцев из Украины. Но даже не представляла, какое количество людей, несогласных с войной, уехало из России. Еще в Кишиневе на премьере я увидела молодых, свободных, красивых, смелых людей, которые оставили в России все и теперь начинают с нуля свою жизнь: кто работает в кафе, у кого осталось чуть-чуть денег на обучение, учатся и подрабатывают. Мы живем в страшных предлагаемых исторических условиях, но я встречаю каких-то невероятных людей сейчас. Кажется, я стала больше любить людей с начала войны. Представляете?

Объясните, пожалуйста.

Я достаточно закрытый человек, у меня несколько близких друзей, я всегда тяжело сходилась с людьми. Но сейчас все совершенно иначе: очень остро воспринимается контакт с другим человеком. Ты сразу видишь человека, как будто сразу узнаешь. Такого раньше не было. И ты не теряешь больше время. Я почти перестала стремиться быть хорошей и хотеть всем понравиться. Я просто выхожу из контакта сразу, если меня что-то не устраивает. Я понимаю, что у нас у всех очень мало времени. Я хочу быть именно с теми людьми, с кем мне сейчас хорошо.

После начала войны с вами вообще произошла какая-то фантастическая история – вас нашла сестра из Украины, о существовании которой вы не знали.

Да, это действительно мистическая история. Ее зовут Мила, а нашу прапрабабушку звали Миля, очень похожие имена. Мила мне написала через соцсети. Она из Украины, эвакуировалась в Европу после начала войны. Мы теперь с ней переписываемся практически каждый день. Такое ощущение, что мы открыли какой-то портал женской энергии благодаря этому дневнику. Не хотелось бы вдаваться в мистику, но и Мила, и я очень ощущаем помощь нашей прапрабабушки сейчас. В начале войны я была уверена, что мы все умрем от голода. И я, и муж, и дети. Этого до сих пор не произошло. Мы даже продолжаем платить за нашу съемную квартиру в Лос-Анджелесе. Хотя мы были абсолютно уверены, что отсюда съедем.

Почему, Маша? Вы ведь давно в Америке. Не то что сорвались с одним чемоданом.

Я очень давно в Америке, но моя жизнь, конечно, в основном была связана со съемками – и в Украине, и в России, там был основной заработок. Я прекрасно понимала, что моя жизнь сильно изменится, что мне нужно будет пересобирать себя заново, чтобы сохранить уровень жизни, который был до войны. У нас двое практически взрослых детей, а Лос-Анджелес – один из самых дорогих городов на этой планете. Было очевидно, что мне придется думать, как помогать мужу содержать всех.

То есть вы в Америке пока не работаете в полную силу?

Вот как раз я и говорю о том, что как будто открылся какой-то портал, и с начала войны я уже снялась в трех американских сериалах. Вот сейчас еще один выйдет. И скоро будет премьера на Apple TV сериала "Леди в озере" с Натали Портман, где я – внимание! – играю НЕ русскую героиню! Просто выход на новый уровень (смеется).

Очень отличается работа в американском кино от работы в российском?

Да, в Америке кино – это бизнес. И в Америке привыкли зарабатывать на качественном продукте. Поэтому, когда этот продукт делается, за него действительно платят деньги. Не отрезают часть бюджетов и не перераспределяют их в зависимости от своих собственных желаний.

В смысле?

Я говорю о коррупции. Что в Украине, что в России коррупция съедала бюджеты на всех уровнях. Меньше всего от этого, конечно, страдали артисты, особенно те, кто играли главные роли. Но все остальные члены группы – художники по гриму, по костюмам, дольщики вынуждены были часто силой выбивать свои гонорары. Не знаю, как сейчас, все-таки я почти три года не снималась в Украине и два с половиной не снималась в России. И, безусловно, это зависит от продюсерской компании. И в России, и в Украине стали появляться прекрасные компании, которые очень порядочно относились к съемкам.

Почему вы не снимаетесь в России – понятно. После вашего интервью телеканалу CNN, в котором вы открыто осудили российское вторжение в Украину, вам действительно не стоит там появляться. Но почему не снимаетесь в Украине? Нет проектов?

Мне кажется, сейчас вообще не время приезжать в Украину русским людям. Даже тем, кто поддерживает Украину. Я русский человек, и я разделяю ответственность за эту войну.

Многие считают, что коллективной ответственности не бывает.

А я сейчас говорю не про коллективную ответственность, а про мою личную ответственность. Я была актрисой в России, я очень много снималась на государственных телеканалах. И конкретно за это сейчас я чувствую свою вину.

Почему?

Потому что моя бабушка сидела с утра до ночи у телевизора и смотрела сериалы про ветеринаров или про следователей. А потом, конечно, смотрела и все эти пропагандистские передачи. Поэтому я часть этой машины. Когда началась война, я это очень чётко поняла. Я же должна была вернуться в Россию, досниматься в военном сериале. Мы уже сняли половину материала. Вот тогда я поняла, что не смогу этого делать. Нас в России приучали к духоподъемным фильмам о войне. Но не может такого быть. Не может быть духоподъемных фильмов о войне, потому что война – это очень страшно и очень больно. Поэтому и не любили Ремарка – за то, что показал это в романе "На Западном фронте без перемен".

То есть в России вас ждали на съемках даже после начала войны?

Да, несмотря на то, что уже вышло интервью на CNN, они пошли на канал с этим вопросом, перезвонили мне и сказали, что готовы продолжать меня снимать. Но я решила не проверять, чем закончится моя поездка в Россию в марте 2022 года.

Сложно было решиться на то интервью CNN? Вы же понимали, какие будут последствия.

Да, почти невозможно. Наверное, сложнее решения я в своей жизни не принимала. Сейчас мне, конечно, ретроспективно странно, что я так мучилась. И я благодарна себе за то, что я это сделала так рано, что я не питала никаких иллюзий. Я прекрасно понимала, что у меня только два варианта. Либо я возвращаюсь в Москву и начинаю сотрудничать с властью. Я до конца не понимала, на каком это будет уровне, но совершенно очевидно было, что я должна буду молчать, просто работать актрисой, продолжать сниматься в сериалах про войну, бороться с "нацистами", с "украинскими нацистами", которых я в жизни не видела, хотя постоянно ездила в Украину. Либо второй вариант – я заканчиваю свою предыдущую профессиональную жизнь и начинаю все с нуля. Конечно, было сложно. Тем более понятно было, что войну я своим заявлением не остановлю, просто разрушу свою собственную жизнь и, как рассказывают русские пропагандисты, умру в забвении, в алкоголизме и без денег. Кстати, я была уверена, что именно так и произойдёт. Это настолько глубоко генетически сидит, что я до сих пор удивляюсь, что удается выплывать. Мне всё кажется, что это случайность.

Откуда этот страх?

У нас, русских людей (я всё-таки продолжаю себя относить к русским людям, несмотря на то, что получила американский паспорт), очень глубоко генетически сидит страх репрессий и поговорка "где родился, там и пригодился". И с этим очень сложно справиться. Я сейчас много езжу по Европе и чувствую себя человеком мира. Во-первых, за вот эти два с половиной года по всей Европе у меня появились классные друзья. Некоторые из них – коллеги, режиссёры, которых я знала, но, может быть, не дружила до этого момента. А теперь мы друзья, и встречаемся то в Кишинёве, то в Варшаве, то в Берлине. Ощущение, как будто действительно нет границ. Во-вторых, в Европе тебя не шмонают, не проверяют постоянно паспорт. Я всё время дёргаюсь и удивляюсь, потому что для меня это в новинку. Представляете, что произойдет с русскими людьми, у большинства которых даже нет заграничного паспорта, если им просто показать эту реальность, не рассказывать про то, что "Европа загнивает", а "в Америке одни трансвеститы2, а просто показать другую реальность.

Вы думаете, что если российским жителям показать другую жизнь, они её примут? Она им нужна?

Я убеждена, что если по государственным каналам в России сначала сутки показывать "Лебединое озеро", а потом врубить на месяц передачи с Шульман, Дудем, Шендеровичем и так далее, то за месяц можно совсем на другой уровень разговора выйти. Да, я уверена. В странах, где люди живут очень небогато, телевизор остается очень важным фактором. И если по нему накачивать ненавистью и орать, как нас ненавидит весь мир, то с людьми произойдёт то, что сейчас мы наблюдаем в России.

Маш, но ваш прапрадед еще сто лет назад пытался противопоставить что-то массовому помешательству, спорил с Лениным. Об этом ваш спектакль. Телевизора тогда не было. А все эти поиски внешнего врага, бедность, стремление верхушки к абсолютной власти те же самые. Может быть, дело не в телевизоре?

Действительно, как будто ничего не меняется. Но при этом всегда в России были такие люди, как мой прапрадед Зеленский, как Алексей Навальный. Другой вопрос, что их жизни заканчивались зачастую трагически. Но я верю, что когда-нибудь ситуация изменится. И в России придёт всё-таки к власти кто-нибудь вроде Навального или Зеленского, и при этом обязательно через четыре года уйдёт. А потом придёт другой и тоже – обязательно! – через четыре года уйдёт.

Пока что ощущение, что все это на века. И, кстати, одним из идеологов нынешнего состояния был Эдуард Лимонов, в фильме о котором вы снялись, сыграли его первую жену (картина Кирилла Серебренникова "Лимонов. Баллада об Эдичке" была показана на Каннском кинофестивале в мае этого года – прим.ред.). Многие после премьеры фильма в Каннах задавались вопросом, нужно ли было сегодня снимать фильм о таком неоднозначном персонаже как Лимонов.

Кажется, Кирилл Серебренников сам говорил, что если бы он знал, что начнётся война, он даже не подумал бы снимать фильм о Лимонове. Но этот проект снимался до войны. Мы начали его снимать в феврале 2022 года. А потом началась война, проект был заморожен, и было непонятно вообще, будем мы его снимать или нет. Через полгода в Риге мы встретились, чтобы продолжить. У меня совсем небольшая роль, но я очень благодарна Кириллу, ведь это, вполне возможно, последняя моя работа в России. Последний съёмочный день в России у меня был в феврале 22-го года, где я играла первую жену Лимонова, с которой он жил в Харькове. И драматургически для моей жизни, для моей судьбы меня это очень и очень устраивает. Я пока не видела фильм, но могу сказать, что Бен Уишоу (сыграл Эдуарда Лимонова – прим. ред.) – прекрасный, внимательный партнёр и фантастический артист. Мне очень страшно смотреть этот фильм, потому что у меня надежды осталось немного.

Надежды на что?

Надежды на то, что при моей жизни в России еще что-то изменится. Мне все сильнее кажется, что, скорее всего, я больше там никогда не буду жить.