Война с Ираном и "красные линии" Нетаниягу. Интервью с документалистом Даном Шадуром

В июне, на фоне завершения войны с Ираном, израильская корпорация Yes показала документальный фильм Дана Шадура "До революции". Картина, основанная на уникальных любительских съёмках и воспоминаниях израильтян, работавших в Тегеране, рассказывает о малоизвестном периоде тесных, но полусекретных связей между Израилем и Ираном времён шаха.

Для автора картины Дана Шадура это очень личная история – его семья жила в Тегеране, родители работали при израильском посольстве. В первые дни Исламской революции стало понятно, что для израильтян оставаться в Иране опасно. Отец Шадура отправил жену и детей в Израиль, а сам еще какое-то время провел в Тегеране. Воспоминания и переписка родителей режиссера, интервью с их бывшими коллегами, агентами израильских спецслужб и других очевидцев легли в основу картины, которую сейчас можно посмотреть в каталоге Yes.

В интервью Newsru.co.il Дан Шадур рассказывает, что сближает иранцев и израильтян, как он отнесся к 12-дневной войне и почему снимает сиквел своей второй известной картины – "Король Биби" (King Bibi).

Беседовала Алина Ребель.

Дан, ваш фильм снят в 2013 году, но сегодня, когда противостояние между Израилем и Ираном вышло на новый уровень, его действительно важно посмотреть. Потому что в Израиле сохраняется иллюзия, что до Исламской революции между странами были идеальные отношения, и стоит только сбросить режим аятолл, и мы снова заживем в мире. Ваш фильм вышел, когда Иран не казался такой непосредственной угрозой. Почему вы решили его снять?

Иран всегда был важной темой в Израиле. Фильм вышел в 2013 году, но мы работали над ним примерно с 2010-го. А в 2012-м впервые всерьёз заговорили о возможности удара Израиля по Ирану при Биби (премьер-министр Израиля Биньямин Нетаниягу – прим.ред.) и Эхуде Бараке, который тогда был министром обороны. Для меня же это личная история, она всегда меня интересовала.

Я вырос с образами Ирана, потому что моя семья там жила, и это был для нас очень счастливый период. В 80-е, будучи ребёнком в Израиле, я видел, как Иран стал врагом: Исламская республика, пугающие кадры с площадей, лозунги "Смерть Америке", "Смерть Израилю". Но для меня образы были другими – в семейных альбомах были фотографии из Исфахана, Шираза, Тегерана. Это было для нашей семьи особенное время: вскоре после возвращения из Ирана умер мой отец, и жизнь в Иране осталась для нашей семьи воспоминанием о лучших днях. Когда родители жили в Тегеране, образовался круг друзей, с которыми мы общались. И после возвращения этот круг сохранился. Мы с детства слушали истории о "прекрасных временах" в Тегеране. Я всегда знал, что когда-нибудь сделаю из этого фильм.

Фильм смонтирован из уникальных документальных кадров израильтян в Иране – вечеринки, отдых, встречи. Как вам удалось их получить?

Эта история всегда была со мной, но я не был уверен, что из неё получится фильм. Началось всё с большого исследования – я понял, что это не просто семейная история, а масштабный сюжет про оружие, деньги, различные формы взаимодействия между Израилем и Ираном. Вторым важным моментом было найти архивные кадры. И мне повезло найти фильмы, записанные на пленку 8 мм. Я встречался с друзьями родителей, официальными лицами, спрашивал, есть ли у них такие кадры. Когда я увидел то, что мне давали, понял, что фильм получится – эти записи на 8-миллиметровую камеру придавали особое ощущение и взгляд изнутри, глазами израильтян в Иране, вокруг которых строится фильм.

Из свидетельств, которые вы собрали, становится понятно, что израильтяне особо не задумывались о власти шаха, как она виделась иранскому народу, о диктатуре и нищете. Израильтяне просто делали свою работу: поставляли Ирану оружие, обучали военных, вели бизнес. Как ваши спикеры отреагировали на просьбу об этом говорить?

Думаю, моё преимущество было в том, что фильм делал я, а не кто-то посторонний. Люди испытывали ко мне доверие – и друзья родителей, и те, кто их не знал, даже бывший глава "Мосада". Разговор о моих родителях открывал двери. Я не использовал это, чтобы кого-то подловить, – мне действительно было важно понять. Даже критикуя, я исходил из любви и интереса, а не осуждения. Большинство согласились на интервью сразу, кроме пары торговцев оружием, которые не захотели говорить. У многих точка зрения осталась прежней, но некоторые, спустя время, изменили её.

Вы рассказываете о переломном моменте, когда происходит Исламская революция, и израильтяне оказываются в непосредственной опасности, а на местном рынке распространяются слухи, что в кровавом подавлении революционеров виноваты евреи. Но эта тема возникает лишь эпизодически. Почему?

Я почти не касался еврейской темы, хотя встречался с представителями иранской еврейской общины. Это отдельная большая история. В Иране до сих пор крупнейшая в регионе еврейская община после Израиля. Это древняя, уважаемая община, гордящаяся своей идентичностью. Но антисемитизм, конечно, существует – у Хомейни и шиитов глубокие антисемитские корни, да и у шаха встречались такие высказывания. Тема сложная, поэтому я её не развивал. Я хотел рассказать историю с израильской точки зрения – о поколении моих родителей и их "слепоте" к масштабам исторических событий. Сейчас я уже меньше их за это осуждаю – понимаю, что люди заботятся о семьях и не всегда осознают исторические перемены. Исламская революция была уникальным событием, её масштаб никто не предвидел.

Что вы почувствовали, когда 12 июня 2025 года Израиль атаковал Иран?

Это было странно. В тот момент к моему фильму вновь появился интерес, что было приятно, но главным было – страх за себя, свою семью, друзей, иранских друзей за границей, у которых в Иране остались близкие.

И какая была реакция у иранцев?

Реакция у всех была разная: кто-то злился на Израиль, но повода злиться на Израиль у многих и сейчас полно, кто-то просто хотел выжить. Конечно, нападение вызвало рост национализма у некоторых иранцев, даже тех, кто был против режима. Это понятно – никому не нравится, когда бомбят твой дом.

Несмотря на то, что Иран уже не первое десятилетие является врагом номер один для Израиля, отношение к этой стране даже во время 12-дневной войны нельзя описать как однозначную враждебность. Как вы это объясняете для себя?

Думаю, многие израильтяне понимают, что Иран – сложная страна, и не все иранцы против нас. Все совсем иначе, чем в случае с палестинцами или другими соседями. Многие ездят за границу, встречают иранцев и понимают, что некоторые из них очень похожи на нас. Глубокой вражды, как с палестинцами или ливанцами, нет. У меня после выхода фильма появилось много иранских друзей.

Почему, на ваш взгляд, израильтяне не испытывают к иранцам такой неприязни, как к палестинцам, например?

Возможно, это связано с тем, что до недавнего времени у нас не было прямой войны с Ираном, не было истории кровопролития и потерь с обеих сторон. Есть много культурных сходств, и немало иранцев не поддерживают режим. К сожалению, это может измениться. Сейчас, когда мы вступили в прямое противостояние, с жертвами и с той, и с другой стороны. Но наши народы очень похожи. И у нас, и у них древняя культура с внутренним конфликтом между религиозной и светской частями общества.

В 2018 году вы сняли фильм о Биньямине Нетаниягу "Король Биби" ("King Bibi"). Сегодня, спустя семь лет и после 7 октября, сделали бы вы его иначе?

Это был бы совершенно другой фильм сегодня. Я закончил "Король Биби" прямо перед тем раундом выборов, который привёл к формированию нынешнего правительства в 2022 году – настоящему воплощению всего худшего во взглядах Нетаниягу. Но "Король Биби" изначально был исследованием медианавыков Нетаниягу и того, как он выстраивает свою биографию через публичные выступления, и в этом плане мало что изменилось. Он всё так же использует эти пропагандистские инструменты, чтобы укреплять свою позицию. Правда, всё стало куда более радикальным, более коррумпированным, более кровавым и ужасным. После 7 октября, когда я давал интервью польской газете в ноябре 2023 года, я говорил, что если Нетаниягу удастся сохранить эту безумную власть после того ужаса, за который он несет ответственность, то я очень боюсь за Израиль. Теперь это стало реальностью, и да, я в ужасе от того, что происходит, и Нетаниягу несет прямую ответственность за происходящее. Поэтому, оглядываясь на свой фильм, я думаю, он, вероятно, должен был быть более критичным. Но, знаете, проще говорить это задним числом. "Король Биби" на самом деле был о его медийном образе и о том, как он им пользуется. Я заканчиваю фильм сценой, где показываю: что бы ни случилось дальше, он будет использовать контроль над медиа и нарративом, чтобы выдавать свою версию событий, вне зависимости от реальности. И в этом смысле фильм оказался точным, потому что мы живём в его последствиях.

Внезапный удар по Ирану был неожиданным не только для Ирана, но и для израильтян. Думали ли вы, что Нетаниягу решится атаковать?

Знаете, один из министров в правительстве Нетаниягу сказал, что 7 октября было чудом, что мы живем в эпоху чудес. Так что я думаю, что мотивация Нетаниягу сегодня другая – намного менее прагматичная. Он словно ощущает себя в библейской истории. Конечно, я был шокирован атакой на Иран. Как и все. Но теперь это кажется логичным. Он действует как азартный игрок, готовый пойти ва-банк. Нет "красных линий", всё возможно. Он не остановится.

В Израиле сохраняется надежда, что, если режим аятолл падет, между нашими странами будет мир. Есть ли шанс, что Иран и Израиль когда-нибудь вернутся к прежним отношениям?

Думаю, отношения, которые установились между Израилем и Ираном при шахе, были не такими уж идеальными. И я показал это в фильме. Да, существовал свой уютный пузырь в Тегеране, но все было гораздо сложнее. И даже тогда Израиль не пользовался в Иране легитимностью, как любая другая страна. У Израиля была позиции любовницы. Между Ираном и нашей страной существовали очень глубокие и тесные отношения, но они оставались в тени. Израиль не упоминался в дипломатических списках, израильские рейсы не значились в расписании аэропорта. Даже если режим в Иране сменится, это не гарантирует дружбы с Израилем. Для перемен нужно изменение власти и там, и здесь. Мы можем на это надеяться, но я не уверен, что это произойдет в ближайшее время.

Если это произойдет, хотели бы вы там побывать?

Да, очень. Это было бы невероятно. Я понимаю, что это очень красивая страна с прекрасными людьми. Конечно, у меня нет личных воспоминаний – когда моя семья там жила, мне не было и года. Но большинство израильтян, которые там бывали, хотели бы вернуться. Надеюсь, когда-нибудь это станет возможно.

Над чем вы работаете сейчас? Кажется, что тем для режиссера-документалиста с избытком. А любой художественный вымысел не может превзойти реальность.

Я делаю новый документальный фильм о Нетаниягу и художественный проект о Тель-Авиве 1947 года, о взаимоотношениях израильтян и палестинцев накануне войны. Есть и другие задумки.

Когда вы снимали "Король Биби", там не было интервью с главным героем. А сейчас будет? Вы планируете взять у него интервью для фильма?

Пока мы об этом не говорили, мы еще на ранней стадии разработки. Но не думаю, что он согласится участвовать в проекте, нарратив которого не контролирует.