"Я помню о своих корнях". Интервью с Марком Ифраимовым
Марк Ифраимов, занимающий восьмое место в списке партии "Наш дом Израиль", репатриировался в Израиль в 1996 году в рамках программы НААЛЕ. Окончил школу и университет, занимал ряд общественных должностей. В 2012 году стал заместителем мэра Сдерота, а в 2019-м был избран в Кнессет. В 2016 году у Марка была диагностирована лимфома. Он прошел курс лечения, и в настоящий момент здоров. В интервью NEWSru.co.il Марк Ифраимов рассказывает о себе, о своем пути в политику, и о том, каким будет его первый законопроект, когда парламент вернется к обычной работе. Беседовал политический обозреватель NEWSru.co.il Габи Вольфсон.
Марк, давайте для начала немного о вас. Вы репатриировались в Израиль в возрасте 15 лет в рамках программы НААЛЕ.
Да, я приехал в 15 лет, но моя связь с Израилем сформировалась раньше. Я рос в не совсем обычной семье, моя мать очень близка к еврейской традиции. Она из семьи коэнов, по счастью на меня это уже не распространяется – меньше ответственности (смеется). Но даже когда мы жили в Зауралье, в Сибири, мать умудрялась соблюдать все праздники. Она была заведующей общепитом и каждый год в Йом Кипур она брала больничный. И в этот день я всегда оставался дома, и делал все за нее, так как она не могла ничего делать, и я, как самый младший, ей помогал. Отец же не соблюдал никакие традиции, но он был убежденным сионистом, и в 70-е годы у нас в Нальчике участвовал в организации "Хава Нагила". Я этого, разумеется, не знал, только с годами бабушка рассказала, что уже в 70-х годах отец получал так называемую "платиновую визу" из Израиля.
Что это такое?
Это такая особая виза на въезд в Израиль с предоставлением особо статуса и особых льгот. Отец очень хотел уехать, его несколько раз вызывали, так сказать "в центр".
В КГБ, вы хотите сказать.
Да. И один раз ему сказали прямым текстом: "Нет проблем, ты можешь уехать, но семья твоя останется здесь".
Тогда почему ты приехал в 1996-м по НААЛЕ, а не раньше со всей семьей?
Я приехал в 1996-м, хотя отбор в НААЛЕ я прошел уже в 1993-м. Я хорошо знал иврит, знал Тору, знал историю Израиля. Вернее говоря, еврейскую историю. Это разные вещи, и меня тяготит, что в Израиле мало кто знает именно еврейскую историю. Тут зомбируют людей так же как в Америке или в России. Они знают то, что имеет отношение к Израилю, но не имеют понятия, кто такой Ибн Сина, четырехтомник которого был переведен на русский, или Фейхтвангер, написавший "Иудейскую войну". Мне было трудно, но очень важно прочитать все. И тяжело, что в Израиле всего этого не знают, не понимают, насколько евреи были важны в разных странах света.
Не уделяется внимание истории диаспоры?
Это не история диаспоры. Это еврейская история. Мы здесь только благодаря тому, что было там, благодаря тому, что мы сохранили. Это история того, как евреи были тем, что называется "светом для народов" (אור לגויים). Вы видели фильм "Русские евреи"? Там очень ясно видно, какой след в культуре оставили евреи. Все то, что называется "народным", оказывается создали евреи.
Давайте вернемся к вам.
Я очень хотел уехать в Израиль. В 12-13 лет я уже участвовал в олимпиадах по ивриту, по истории Израиля. Я тогда ездил в Москву в 1311 школу, где мы представляли весь Северный Кавказ на Олимпиаде по еврейской тематике, заняли первое место по истории Израиля, я попал в финал конкурса по ивриту. В 1993 году я прошел отбор в НААЛЕ, мне было 13 лет, и было обсуждение брать меня или нет из-за возраста. Меня уговорили остаться.
Родители?
И родители, и руководство НААЛЕ. Я конечно по росту не самый маленький, но возраст был важен. Тогда прошел мой троюродный брат, на следующий год прошел мой родной брат, а в 1996 году я прошел.
Почему НААЛЕ? Почему бы не собраться и уехать всей семьей?
А вот тут парадокс. Мой отец был сионистом. Но он приехал навестить моего брата в 1995 году, и у него рухнули все идеалы. Он не видел для себя будущего в Израиле и сказал: "Там много умных людей, им умные не нужны". Родители говорили: "Мы хорошо здесь живем, не надо менять неизвестно на что". У отца два высших образования. Он был замдиректора заготовительной конторы. Ему говорили: "Смени национальность и будешь директором". Он отказывался и даже после приватизации не смог стать владельцем, так как у него в паспорте было написано "гор. еврей" – горский еврей.
В 1996 году вы приехали.
Да, приехал и попал в интернат "Ямин Орд".
Что вы сейчас думаете о программе НААЛЕ? Глядя назад.
Сложный вопрос. С одной стороны, большинство ребят, прошедших отбор в НААЛЕ – это действительно лучшие из лучших. Это ребята, прошедшие очень тяжелые, порой унизительные экзамены. Не хочу вдаваться в подробности, но это действительно так. И ребята – сильные, обладающие потенциалом, очень часто попадали в интернаты, которые не соответствовали их уровню. Я попал в "Ямин Орд", это очень хороший интернат.
Религиозный, верно?
Да, относящийся к национально-религиозному движению. Директором интерната был Хаим Пери. Это сумасшедший человек в самом хорошем смысле этого слова. Он любит алию, он всячески пытался развивать наш интернат. Если бы министерство просвещения взяло на вооружение его идеологию, то наша страна сегодня процветала бы. Он создал атмосферу, являющуюся микромиром израильского общества. Там каждый мог найти себе место. Там были ребята из Эфиопии, Бразилии, России, с Кавказа, из других мест. Там каждого уважали. Праздновали 9 мая, праздники эфиопской общины, бразильской. Это было действительно место, где уважали.
Вы изначально хотели попасть в религиозный интернат?
Я вообще должен был попасть в "Нехалим", потому что в России я был в "Бней Акиве", но там это было менее радикально, чем здесь. Там мальчики и девочки вместе, там "Тора вэ авода". Здесь все иначе.
Но в религиозном интернате вы оказались не случайно.
Я традиционалист. Для меня это важно. Я считаю, что могу быть тем, кто является мостом. И в Израиле меня не приняли как традиционалиста.
Кто не принял?
Мне сказали, что я светский.
Кто сказал?
В синагогах, в раввинате. Когда общаешься с людьми, а тебе дают понять, что ты светский... Для нас за границей традиционализм было очень важен. Это то, что помогло нам спасти себя как евреев. Мы не соблюдали шаббат, потому что все работали. Но мы соблюдали праздники. Знаете, что такое "нисану"? Это Песах. А "аману"? Это Пурим. По-горски. Мой отец ехал 3600 километров на Кавказ, привозил мацу, которую мы очень любили, и она заканчивалась за 2-3 дня. Мы были одной еврейской семьей.
А теперь я осложню вам жизнь. Полагаю, что вы по сей день называете себя традиционалистом.
Я масорати. Тот, кто меня таковым не считает, это его проблема.
Прекрасно. Для меня важно, как вы себя называете. А теперь вопрос. Вам, как традиционалисту, комфортно с кампейном партии "Наш дом Израиль" на этих выборах?
Еще как комфортно. И я объясню вам почему. Для того, чтобы быть услышанным, надо быть радикальным. Это называется кампейн, это называется выборы. Я сам по себе человек гораздо более умеренный и сдержанный. Но я заметил давно, что когда приходишь и мирно говоришь "Ребята, давайте посмотрим на проблему со всех сторон, есть плюсы и минусы, есть всякое", меня никто не слушает. Когда я пытался ломать стереотипы насчет выходцев с Кавказа, то понял, что нужно доказывать не просто, что мы хорошие, а что мы самые лучшие в мире, чтобы потом, в ходе дискуссии договариваться о какой-то середине.
Вы хотите сказать, что нужны были ролики Алекса Кушнира, чтобы вас услышали?
Я хочу сказать вам вот что. Я очень уважаю Алекса Кушнира, это мой друг, это очень деятельный человек, который так много сделал, в том числе на благо религиозных израильтян.
Верю.
Мы все допускаем ошибки. Все. Да, он немного перегнул палку. Но никто не обратил внимания на суть.
Конечно, обратили.
Нет. Все говорили о том, что он "опустился, опустился". Может быть он совершил ошибку, может быть перегнул палку. Но ведь был же за этим и важный посыл.
Какой? Объясните какой важный посыл был?
Объясню. Через несколько дней в одной из утренних программ то ли на 12-м, то ли на 13-м канале, подняли ту же тему. И никто не разносил эту программу так, как разносили Алекса Кушнира.
Оставим Алекса, я упомянул его в качестве примера. Марк, партия "Наш дом Израиль" год, начиная с апрельских выборов, фокусируется только на одной теме. Это граничит с распространением ненависти.
Знаете, что такое ненависть? Ненависть – это когда меня постоянно называют "русским", "кавказцем", не евреем.
Вы уходите от темы.
Нет, я хочу сравнить и поговорить о ненависти. Когда тебя это касается лично, ты начинаешь многое понимать. Я был заместителем мэра города. Пользовался поддержкой самых разных людей. Мэр думал, что я буду заниматься только проблемами репатриантов, но это не так. Я общался с самыми разными людьми, в том числе с ультраортодоксами. И вот вам ситуация. Человек, нуждается в благословении раввина. Ребенок не спит ночами, и человек звонит раввину, у которого не сотни, а тысячи сторонников, и просит прийти прочитать благословение. Раввин говорит: "Полторы тысячи шекелей". Но человек не может заплатить такую сумму. "Но это наш прейскурант", – говорят ему. И это раввин, которого я очень уважал. Меня это начало бесить. Я не обобщаю и не говорю обо всей ультраортодоксальной общине. Я хорошо знаком с ультраортодоксами. У меня сосед ультраортодокс, мы великолепно общаемся. Я смотрю телевизор в шаббат, он не смотрит. Когда у него ночные молитвы или другие мероприятия, он старается мне не мешать, когда у меня в шаббат собираются гости, я стараюсь не мешать, насколько это возможно. И все в порядке. Мы уважаем друг друга. Но вот вам еще одна ситуация. В доме умершего человека сидит раввин, которому в рот смотрят десятки молодых людей, и говорит: "А вот знаете, когда я был недочеловеком, то смотрел телевизор". Это что? Я специально привожу самые крайние примеры. Мой брат доказывал тут свое еврейство перед свадьбой. Хорошо, он принес ктубу, написанную моим дедушкой-коэном. Мой дед похоронен на той части кладбища, где хоронят коэнов. Я пришел тут в раввинат, мне говорят: "Ты должен доказать свое еврейство". Брат уже доказал, нет, я все равно должен. Это же фарс. Никто ничего не проверял, они просто хотели, чтобы я заплатил деньги. Я пришел на заседание этого раввинского суда. Это был фарс. Привели каких-то людей, которых никто не знает, которые не знают ни меня, ни мою семью. Поговорим про кашрут? Это же не кашрут. Это система, пропитанная коррупцией.
Марк, партия "Наш дом Израиль" была партией, касавшейся самых разных тем и вопросов. Как получилось, что вы превратились в партию, которая говорит только об одном?
Габи, откройте наш сайт…
Марк, сегодня никто не читает сайты партий. Сегодня все слушают, что говорят лидеры, что партия озвучивает. А партия уже год озвучивает только одно.
А теперь я вам возвращаю мяч. Можно?
Пожалуйста.
Вы знаете, сколько раз я и мои помощники предлагали СМИ темы, касающиеся социальной повестки дня? Вы знаете сколько раз я лично, уже даже в обход своих помощников, предлагал темы, касающиеся, например, закрытия центров развития детей? Никому не интересно. Я сейчас занимаюсь психологами. Никому нет дела. Я помню, что было перед апрельскими выборами. Мы предлагали целые программы в области образования, решения социальных проблем. Нас не было слышно, нас не было видно. Я уже обращался напрямую к журналистам и спрашивал: "Вам специалист по "касамам" в качестве комментатора не нужен?" Когда падают "касамы", мы интересны. Вы знаете, каких усилий мне стоило заинтересовать кого-то темой готовившегося сокращения участников программы НААЛЕ? Все ведь пытались скрыть, что есть сокращения. Завуалированно, завуалировано, но в конце концов признают, что да, есть сокращения. И это надо пробить в СМИ. Это ведь кошмар. Оставим даже Россию, по поводу которой есть сегодня стереотип, что приезжают одни неевреи. НААЛЕ – это действительно очень важный проект, в рамках которого в Израиль приезжает очень серьезная молодежь. Все говорят алия, алия, алия, а потом сами же режут. И что самое обидное – никому нет дела. Никому.
Марк, когда-нибудь свершится чудо, и Кнессет возобновит работу. Чем ты намерен там заниматься?
Знаете, я никогда не видел себя в политике. Я занимался общественными делами, потому что по приезде в Израиль был шокирован. Наша община – была элита.
С какой точки зрения?
С точки зрения того, что мы были светом для народов.
Вы имеете в виду горских евреев?
Да, но не только. Евреев вообще. Кстати, это не только о выходцах из России. Я недавно ездил с репатриантами из Эфиопии в поездку в их страну исхода. Там к нам подходили люди и говорили: "С тех пор, как евреи отсюда уехали, мы не имеем "брахи"". То же самое было и у нас. Не было такого, чтобы еврей не отучился. Это же позор. У всех были связи, все имели влияние. Я приехал в Израиль, приехал в Сдерот. Ситуация на 180 градусов обратная. За 15 лет я наслушался про себя такого….Я хорошо учусь? "Какой ты кавказец?" Я слушаю рок? "Да разве ты настоящий кавказец?" То есть, с одной стороны меня не пускают на дискотеку из-за "ярко выраженной кавказской внешности", а с другой стороны, наша молодежь с этими стереотипами мирится.
Давайте вернемся к моему вопросу. Чем вы станете заниматься в Кнессете?
Думаю, что область моих интересов связана с моим прошлым. Мы можем сказать, что все плохо, надоело. Мой отец растерял все свои идеалы, и уже готов уехать. Кстати, у нас на Кавказе дом стоит и ждет того момента, когда мой брат или я решим вернуться. Я направил свою энергию в другое русло. Я начал работать. Я начал воевать с министерством абсорбции, бороться со стереотипами, разрабатывать проекты. Я выступал с лекциями по проблемам мультикультурного общества, по проблемам подростков-репатриантов. Чего только не делал. Поработав в некоммерческих организациях, я отлично понял, что положение с нехваткой бюджетов постоянное. Прошел очень жесткий отбор и был принят на работу в отдел по профилактике преступности в обществе при министерстве внутренней безопасности. Там я продвигал два основных проекта: изменение экзаменов по приему на работу в полицию и альтернативная служба. Кстати, надо было видеть, как менялась жизнь молодых людей, которые, зачастую вопреки мнению некоторых раввинов, пошли на альтернативную службу. Потом я был в муниципалитете Сдерота, а когда гендиректор партии предложила мне войти в список, я согласился.
Что будет вашей первой инициативой в Кнессете?
Когда я шел в Кнессет, то был уверен, что буду продвигать законы, связанные с трудными подростками. Это моя профессиональная область, это то, чем я занимался. Но, попав в Кнессет, я понял, что этим многие занимаются.
Чем вы будете заниматься?
Моя первая инициатива будет касаться увеличения числа работников социальных служб, владеющих различными языками. Приведу вам простой пример. Сдерот. Город, в котором примерно 45% русскоязычного населения и нет ни одного русскоязычного социального работника. Представьте себе пожилых людей, которые приходят, и им не с кем поговорить даже. Это касается, кстати, не только русскоязычного населения. В Ашдоде живет много выходцев из Франции. Не уверен, что там эта проблема решена. Языковое многообразие в социальных службах должно быть закреплено в законе. Еще одна тема – это законодательное закрепление за людьми, страдающими онкологическими заболеваниями, получать дополнительные услуги. Сегодня это существует на уровне решения "Битуах леуми". На полгода люди имеют такое разрешение. Но это не закреплено в законе – могут отменить в любой момент. Для меня это было менее важно, так как есть семья. Но я сопровождал людей в "Битуах леуми", и видел случаи, когда это имело колоссальное значение. Все мы хорошо знаем, что такое комиссия в "Битуах леуми". Человек приходит туда в состоянии ремиссии и выясняется, что он может сделать себе сэндвич и себя обслужить. Но человек получает химиотерапию, и еще неделю назад не мог встать с кровати. Разница в 1400 шекелей весьма существенна.
Что еще для вас важно?
Я не забываю свои корни. Было 15 еврейских языков. На сегодняшний день остались четыре. Знаете какие?
Какие?
Идиш, горско-еврейский язык, бухарско-еврейский язык и арабско-еврейский язык. У идиша есть лобби, и вкладываются средства для его сохранения. Я хочу, чтобы такой же закон был принят в отношении горско-еврейского и остальных языков.
Вы из Сдерота, хорошо знаете город, окрестности. Юг справляется с тем, что ему приходится переживать? Жители юга справляются?
Я скажу вам вот что. Лучше бы такой необходимости не было, но сегодня нашим жителям надо ставить памятник. Говорю совершенно серьезно. То, что они делают – это неосионизм. А с другой стороны, я помню "Нерушимую скалу". Я тогда был в муниципалитете, мы взяли на себя ответственность за город и видели жителей, которые готовы терпеть, которые готовы дать армии время и быть терпеливыми, но при условии, что известно, куда мы движемся. При условии, что есть какая-то перспектива, а не снова зашли, вышли и все по-старому, и всем на тебя наплевать. Почему наплевать? Во вторник мы ездили на юг, и уже выезжали, как раздались звуки взрывов. И я прекрасно понимал, что никакой реакции не последует. Я правда не хочу говорить о политике. Но как-то Нетаниягу сказал, что мол, один из тех, кто организовывал обстрелы, уже не с нами, посмотрим, что будет со следующим. Я бы очень хотел, чтобы Биньямин Нетаниягу или его сын поселились бы в нашем доме в Сдероте. Я готов предоставить им все условия. Думаю, что тогда решение нашлось бы. А оно существует.
Последний вопрос. Молодой человек живет свою жизнь, и вдруг узнает, что болен онкологическим недугом. Как человек с этим справляется?
Не уверен, что об этом стоит говорить.
Стоит.
Это возвращает нас к началу нашего разговора. Религия должна помогать вере. Не наоборот. Я очень верю в это. И мой папа, абсолютный атеист, сказал как-то: "Марик, нет еврея, который не верит в Бога". Каждое испытание дано нам, чтобы проверить: сломаешься ты и уйдешь или выдержишь и пойдешь дальше. Неважно, чем все закончится, важно, как ты себя вел, как все воспринимал. Для меня это было еще одним испытанием, которое нужно пройти с честью. Мне никогда ничего не давалось легко, но с другой стороны я очень многого добился. В 38 лет я депутат Кнессета, имея за плечами жизненный опыт и что-то сделанное. Поэтому я не фокусируюсь на болезни как таковой. Я рассматриваю ее как испытание, и в то же время как нечто позволившее мне остановиться и посмотреть вокруг. Я 24 часа в сутки был занят, и вдруг получил возможность увидеть больше. Я увидел поддержку и многое другое. Я увидел, что можно отложить телефон в сторону, и мир не рухнет, можно не заглядывать в WhatsApp каждую минуту, можно отключиться от Facebook, и тебя не осудят.
Сегодня вы здоровы?
Слава Богу, да. Сегодня здоров. Приходится проверяться, а окружающим приходится напоминать мне делать это. Но есть еще один важный момент. Болезнь позволила мне увидеть своими глазами положение нашей системы здравоохранения. Да, мне долго не могли поставить диагноз. Но когда я попал в "Сороку" и увидел этих великих врачей, которые работают по 48 часов подряд и все равно спасают людей, увидел медсестер, изнемогающих от усталости, но делающих свою работу, я понял, что это чудо. Если мы не окажем им помощь, то ничего не изменится. Очень мало кто говорит о том, что мы объявили тему здравоохранения приоритетной в программе нашей партии. А для меня это счастье, потому что я знаю, что надо менять систему приоритетов. Не ревматолог виноват в том, что очередь к нему приходится занимать за полгода. В этом виновата неверная система приоритетов. Мы тратим дикие деньги на празднование Дня Независимости, а потом нам не хватает на корзину лекарств. И да, я очень горд, что нахожусь в партии и фракции, где эта тема на повестке дня. Я хочу, чтобы законодательно запретили закрытие центров развития детей. Если у двухлетнего ребенка есть какая-то задержка в развитии, ему надо дать эти десять встреч, которые будут стоить 1800 шекелей, а не ждать когда он попадет в специальный интернат, где каждый месяц его пребывания будет обходиться в 18 тысяч. Вот чем я хочу заниматься. Это моя идеология.