Историческое решение Нетаниягу. Интервью с Цви Хаузером

Бывший секретарь правительства Биньямина Нетаниягу и бывший глава комиссии Кнессета по иностранным делам и обороне Цви Хаузер дал интервью Newsru.co.il. Он рассказал о своем видении войны в Иране, об изменениях, которые произошли в оборонной системе и в СМИ, а также о своем отношении к шагам премьер-министра.

Беседовал Габи Вольфсон.

Господин Хаузер, заканчивается первая неделя войны в Иране. Поделитесь своим взглядом на итоги этого периода операции "Народ как Лев".

Я думаю, что на данный момент Израиль доказывает прежде всего, что верно было делать то, что мы делаем. Были люди, которые и в нынешней ситуации сомневались, что время выбрано удачно, считали, что стоит подождать, не были уверены, что мы в состоянии что-то сделать сами, без полной зависимости от США. Мне кажется, что в ходе этой войны две вещи доказаны вне всяких сомнений. Первое, что иранский режим принял окончательное и бесповоротное решение покончить с государством Израиль или, по меньшей мере, причинить ему максимальный ущерб. Иранский режим готовился к этому и действовал в соответствующем направлении. Второе, что было доказано – это то, что мы можем. И мы своими силами обеспечиваем свою безопасность.

Вы сказали, что многие сомневались в том, что мы можем. Как человека, который много лет находился там, где принимали решения, вы не сомневались, что мы можем?

Это очень важный момент, касающийся всего комплекса мировоззрения, касающегося национальной безопасности и точек опоры государства Израиль в начале четвертой четверти первого столетия нашей независимости. На протяжении всех лет мое мировоззрение опиралось на две основы. Первое – Израиль – это региональная держава, и мы должны вести себя как региональная держава. Израиль не может себе позволить себе действовать и вести себя так, как будто мы маленькая страна, окруженная врагами. А именно это было, и обоснованно, основой нашего сознания в первые 25 лет существования государства. С тех пор ситуация изменилась.

Посмотрите на Иран. Население этой страны в десять раз больше, чем у Израиля, территория этой страны в 75 раз больше, чем территория Израиля. Но что такое держава? Израильская экономика гораздо больше и масштабнее, чем иранская. И что еще более важно, технологии и военные технологии Израиля очевидно превосходят иранские. Это то, что доказано в первые семь дней войны вне всякого сомнения.

Вторая составляющая – это формирование новой оборонной концепции Израиля, которая должна прийти на смену той, что существовала, начиная с Первой ливанской войны. Суть новой концепции заключена в древнем высказывании "Намеревающегося убить тебя, опереди, убив его". (הקם להורגך השכם להורגו).

Но я добавлю, в контексте вашего вопроса: действовать нужно даже в том случае, если до конца неясно, чем эти действия закончатся. То есть, государство Израиль, будучи региональной державой, может позволить себе определенную меру неизвестности. Почему я говорю про Первую ливанскую войну? Потому что ее практический результат – убийство Башира Жмайеля, бойня в Сабре и Шатиле, стали травмой для государства Израиль, стали тяжелым ожогом. Попытка установить новый порядок в Ливане и оказать державное влияние, привели к травме, отразившейся в концептуальной кастрации. С этого момента взял верх подход, согласно которому необходимо ограничиваться виртуозными тактическими шагами, необходимо отказаться от намерения поменять реальность, необходимо отказаться от военных кампаний в том случае, если заранее не очевидно, каким будет их итог. Было взята на вооружение концепция промежуточности. Еще круг противостояния, и еще круг противостояния. Из области сельского хозяйства была взята на вооружение терминология "травокосилка" и тому подобное. Кардинальные стратегические проблемы пытались решить тактическим мерами, временными ответами, "раундами", "кругами", "травокосилкой" при понимании того, что взойдет новая трава.

Мы много лет закрывали глаза на то, как вооружались в Газе, как вооружались в Ливане, как формировались вооружение и неординарные возможности в Иране. 7 октября мы проснулись и осознали, что тактических средств недостаточно. Шок, в котором мы оказались под влиянием разгрома, учиненного нам ХАМАСом, самой слабой армией на Ближнем Востоке, убившей за один день 1200 граждан нашей страны, сопровождал и очень бурную дискуссию по вопросу о том, можем мы или нет справиться с вызовами в Ливане. Эта дискуссия продолжалась до "дня пейджеров". В этот день, 17 сентября 2024 года, мы поняли, что мы можем противостоять, что у нас есть ответ на угрозу со стороны "Хизбаллы" и на те возможности, на тот потенциал, который она накопила. И что не менее важно – мы не готовы более находиться в ситуации, когда они накапливают силы, создают точные ракеты, а мы опасаемся столкновения и ждем, пока раз в пять, десять или двадцать лет у нас будет возможность нанести им удар.

И третье событие, которое символизирует стратегический поворот, а прежде всего поворот в мышлении, а еще более в первую очередь в мышлении глав политической, военной и отчасти медийной систем, а самое главное поворот в мышлении государственного лидера Биньямина Нетаниягу, который возглавляет политическую и государственную систему большую часть времени в последние 15 лет, – это иранская история. Она показывает, что совершен переход от тактических решений к активной, инициативной политике с готовностью идти на конфронтацию и платить цену. Она показывает и понимание того, что необходимо искать стратегические и соответствующие вызовам ответы, которые могут предложить решение стратегических проблем, с которыми нам приходится справляться. И если я попытаюсь проложить историческую цепочку времени на Ближнем Востоке, то, начиная от Первой ливанской войны до 7 октября 2023 года, царствовала концепция. 7 октября она треснула, стало ясно, что так стратегические проблемы не решаются. В сентябре 2024 года эта концепция пошатнулась окончательно на фоне активной, инициативной деятельности Израиля в Ливане, когда еще за день до "операции пейджеры" были те, кто возражали, так как были убеждены, что мы не в состоянии. А в июне 2025 года сформировалось окончательное понимание неприемлемости косметических шагов для решения стратегических проблем.

Каким должно быть завершение этой войны, господин Хаузер, чтобы можно было с уверенностью сказать: "Мы не вернулись в 6 октября 2023 года. Изменение концепции воспринято и усвоено"?

Должна быть устранена непосредственная угроза существованию государства Израиль. Мы по халатности позволили сформировать гигантский потенциал в Газе, в Ливане, в Сирии и в Иране. Отчасти этот потенциал "утек" из Ирана к хуситам в Йемен. Окончанием войны должна стать ликвидация потенциала, собранного в этих четырех точках и понимание того, что нельзя допустить формирования этих сил вновь. Мы должны будем действовать, и ничего не поделаешь, придется адаптировать к этой новой реальности армию, всю систему. Мы должны будем действовать в тот момент, когда эти силы только формируются, без того, что мы делали до сих пор – попытки предугадать намерения противника.

Мы привыкли к тезисам, построенным на разведданных: достигнут фактор сдерживания в отношениях с ХАМАСом, достигнут фактор сдерживания в отношениях с "Хизбаллой", Иран не станет вмешиваться и тому подобное. Нет, все это не работает. Надо действовать против потенциала, который выстраивает противник.

Война в Иране не закончилась, и я очень надеюсь, что мы не ждали слишком долго, прежде чем начали ее. В любом случае, сегодня рано торжествовать. Бесспорно ситуация Израиля лучше, чем была неделю назад. Это касается трех аспектов. Прежде всего, практический. Мы действительно уничтожили существенную часть иранского потенциала. С этим никто не спорит. Второй аспект – концептуальный, и это не менее важно. Израильтяне поняли, что концепция, согласно которой мы сами позаботимся о своей безопасности, это не пустые слова. У этой концепции есть содержание, есть наполнение, и мы готовы платить за это цену. И третий, самый важный аспект, наши соседи, наше окружение, вновь нас боятся. Точнее, боятся нас и американцев. Это самое важное изменение, это та точка равновесия, которая гарантирует стабильность на Ближнем Востоке. Ближний Восток населен государствами, людьми, группами, организациями, которые к глубокому сожалению, берут на вооружение идеи и мировоззрения XI века, имея при этом доступ к технологиям XXI века.

Вы упомянули, что Израиль осознал возможность самому позаботиться о себе. Но мы ведем этот разговор в тот момент, когда примерно весь мир ждет решения Дональда Трампа, присоединяться ли к войне, так как без его участия мы не сможем завершить необходимое.

Прежде всего, я не уверен, что тезис о том, что без Трампа мы не сможем завершить необходимое, это истина в последней инстанции. Завершение необходимого будет осложнено, но то же самое говорили и о Ливане.

В 2024 году?

Да, конечно. Тогда говорили, что надо как можно быстрее прийти к сделке в Газе. Если мы придем к сделке в Газе – это позволит закрыть и "ливанский фронт". До самой "операции пейджеры" нас убеждали в том, что ничего в Ливане сделать нельзя, так как США не позволят, а без них, разумеется, невозможно. Я не отрицаю факта нашей зависимости от США. Америка наш главный партнер и союзник, и мы должны заботиться о поддержании союза с ней. И единственный долгосрочный путь обеспечить поддержку со стороны наших союзников в моменты испытаний, которые нас ожидают, это быть государством, существование которого выгодно. То что раньше основывалось на общих ценностях, было прекрасно, достойно и содержательно. Но сегодня этого уже недостаточно. Сегодня – и это главная задача израильского руководства – мы должны стать выгодой, активом для наших партнеров. И тот факт, что 13 июня Израиль начал активные военные действия в Иране, предпринимает стратегические шаги против иранской ядерной программы, против многолетней иранской ядерной программы, способной нарушить баланс сил в регионе и во всем мире, делает нас выгодными, полезными для наших союзников. Посмотрите, что сказал канцлер Германии. Посмотрите на решение G7. Все это результаты действий, которые обеспечивают необходимую нам для успешного завершения войны поддержку.

Хочу спросить вас о человеке, который был если не отцом концепции, то одним из сторонников концепции "промежуточности" и "виртуозной тактики", о которых вы говорили ранее. Я имею в виду, разумеется, Биньямина Нетаниягу. Как вы оцениваете его шаги и процесс принятия им решений?

Период пребывания Нетаниягу у власти характеризуется, как мне кажется, двумя составляющими. Они крайне любопытны в своем противоречии и в их сосуществовании. Нетаниягу является лидером, чьи диагностические способности пожалуй самые сильные в израильском общественном и политическом поле, не исключено, что и на международном уровне. Он обладает феноменальной способностью анализировать ситуацию, отделять главное от второстепенного и подлинное от ложного. Многие в израильской политике, особенно на левом ее фланге, не изменили своего отношения к будущей модели урегулирования даже после "арабской весны". После событий 2011 и 2012 года 300 миллионов человек на Ближнем Востоке поняли, что ситуация изменилась. Этого не поняла небольшая группа в израильском обществе. Как правило те, кто входят в эту группу и ее лидеры, являются оппозицией по отношению к Нетаниягу. Сам он действительно наделен великолепной способностью верно оценивать ситуацию, понимать разницу между желаемым и действительным и прекрасным диагностическим даром.

Вторая сторона заключается в том, что практическим выводом у Нетаниягу всегда был отказ от риска, была пассивность, осторожность при инициативных шагах и стремление ограничиться тактическими шагами и возвести их в принцип. Эти шаги выглядят красиво, создают моральный и имиджевый эффект, однако на практике ничего не меняют в стратегическом аспекте. Нет лучшего примера, чем свидетельство человека о самом себе. В своей автобиографии Нетаниягу пишет об операции "Нерушимая скала", о своем возражении против наземной операции с целью демилитаризации Газы. Это было на том самом известном заседании кабинета, где была презентация о том, что в результате такой операции погибнут 500 солдат. Нетаниягу в своей книге пишет, что "принял правильное решение". Таким он был до 7 октября (2023 года). Этот день стал шоковой терапией для политической, военной систем, а также для части СМИ. Они, и в первую очередь Нетаниягу, осознали, что бесконечные косметические решения приводят нас к системной слепоте. Если вернуться к Газе, то могу повторить то, что говорил раньше. Не было необходимости кого-либо будить в три часа ночи, не было необходимости в сообщениях наблюдательниц. Любой вменяемый человек понимал, что нельзя одновременно наблюдать за тем, как ХАМАС создает армию, и говорить о том, что достигнут фактор сдерживания. Нельзя было мириться с тактикой "раундов", а иными словами нельзя было мириться с ситуацией, при которой 13-летний мальчик в Сдероте мочится по ночам.

И возвращаясь к сегодняшнему дню и к Ирану…

Нетаниягу понял на примере с Газой, что дальше так продолжать нельзя. Нетаниягу получил уверенность, что ЦАХАЛ может добиться результатов после того, как были достигнуты феноменальные успехи в Ливане. Это возродило веру Нетаниягу в возможности армии. Я полагаю, что его решение начать эту войну в Иране стало результатом его концептуальных изменений, и, с моей точки зрения, он заслуживает всяческих похвал и действительно высокой исторической оценки, какими бы ни были итоги войны. Речь идет именно о тех действиях, которые с одной стороны содержат элемент неизвестности по поводу итога, а с другой являются результатом понимания лидером невозможности перекладывания этой задачи на преемника, так как положение Израиля с каждым днем только ухудшается в этом отношении.

Возможно, со временем, будут те, кто предъявят Нетаниягу исторический счет с утверждением о том, что этот шаг надо было предпринимать раньше. Будут те, кто скажут так или скажут иначе. Я сейчас не вдаюсь в итог этого спора. Мне очевидно, что речь идет об историческом решении, имеющем стратегическое значение. Не принятие решения – тоже принятие решения, хотя и имеет гораздо меньший отклик и гораздо меньший имиджевый эффект. Я хорошо знаю Нетаниягу, и думаю, что если бы он закончил каденцию, закончил свою эпоху как национальный лидер, то стал бы прямой противоположностью тому, во что он верил с того момента, как вступил в политическую жизнь. Нельзя забывать, что перед началом войны с Ираном Нетаниягу находился перед лицом нескольких стратегических вызовов: стремительное развитие иранской ядерной программы, вопрос ядерной программы Саудовской Аравии. В этом вопросе, который также имеет колоссальное значение, еще не сказано последнее слово. Третье, это взятие Турцией под контроль Сирии. Это создает Израилю фронт противостояния уже не с Асадом, которого поддерживал Иран и отчасти "Хизбалла", а с турецко-катарским конгломератом, который имеет определенные отношения с США и Европой. Это game changer. Теперь давайте представим, что Нетаниягу заканчивает каденцию, когда по всем этим трем направлениям Израиль в обороне или не контролирует ситуацию. Он этого допустить не мог. Поэтому он взялся за решение критической проблемы, наиболее актуальной, причем в самый последний, по словам Нетаниягу, момент. В этом отношении я согласен с ним.

Как вы оцениваете функционирование оборонной системы?

Должен сказать, что процесс, который персонально касается Нетаниягу, касается в целом и оборонной системы. Я могу сказать с некоей долей сожаления, как бывший глава комиссии Кнессета по иностранным делам и обороне, что все в этой системе выглядели одинаково. Как говорится, видел одного – видел всех. Оборонная система была однородной, никто не бросал вызов ее постулатам. И надо сказать, что было абсолютное единообразие идей внутри самой оборонной системы и единообразие идей между этой системой и политической системой. И кстати, что немаловажно и на это тоже стоит обратить внимание, было поразительное совпадение позиций высокопоставленных военных с высокопоставленными представителями СМИ. Пресса давала полную поддержку концепциям армии, а та в свою очередь совпадала в своих постулатах с политической системой. Все основы журналистского цеха – задавать вопросы, подвергать сомнению – были заброшены. Военкоры действовали как представители пресс-службы ЦАХАЛа, только не в военной форме. Никто не задавал вопросов, никто не подвергал ничего сомнению. Никто не кричал "король голый".

Это изменилось, господин Хаузер?

Думаю, что да. Три даты, о которых мы говорим все время – 7 октября 2023, 17 сентября 2024, 13 июня 2025 – повлияли на все стороны израильского общества. Они повлияли на политическую систему, на оборонную систему и на СМИ. Мне кажется, что они породили разнообразие, разноголосие, породили сомнения и трещины там, где казалось, что все незыблемо.