// Культура // 8 Апреля 2018 г.

Александр Филиппенко: "Мой любимый жанр – трагифарс"

время публикаци:
последнее обновление:

Публикуется на правах рекламы

Шестидесятник по духу и по рождению, он бесконечно современен сегодня. Мода на "легенду поколений" - актера Александра Филиппенко не проходит. С годами его мягкий юмор перерос в жесткую эксцентрику, а классические тексты, произносимые им со сцены, поражают своим точным и глубоким смыслом. Его узнают по голосу и жесту, а его появление на сцене или на экране залог успеха и гарантия качества спектакля и фильма. В ближайшем мае "Человек-оркестр" Александр Филиппенко выйдет на сцену в чеховском "Дяде Ване", спектакле театра Моссовета, в роли профессора Серебрякова. В преддверии гастролей Елена Шафран взяла у артиста интервью.

Александр Георгиевич, сегодня время "звезд". Многие артисты научились зарабатывать деньги, живут в достатке. Выражение "художник должен быть голодным" еще актуально?

Ну, на самом деле в достатке живут только так называемые "звезды" шоу-бизнеса или актеры, усердно работающие на нынешнюю власть. В остальном – актеры очень мало зарабатывают. Подрабатывают, кто чем может – озвучанием, преподаванием. Голодный художник – это ужасно. Это так унизительно! Нет, художник должен быть веселым и богатым!

Богатым духовно! А еще ему везти должно в жизни. Вот как вам... Вы не раз говорили, что умели оказаться в нужный час, в нужном месте.

Случай играет огромную роль не только в актерской судьбе. Не учись я на физтехе, не попал бы в 1962 году в команду КВН физтеха, где и случилась судьбоносная встреча с Альбертом Аксельродом - первым ведущим и создателем КВНа. Он пригласил меня в студию МГУ "Наш Дом" под руководством Розовского, Рутберга и Аксельрода, и там я начал играть на сцене Платонова, Есенина, Кирсанова. Не закрыли бы студию - меня бы не позвал Любимов в театр на Таганке. В великую любимовскую Таганку с Высоцким, Демидовой, Золотухиным! Не поступи я в театр на Таганке - я не пошел бы зарабатывать свой второй диплом в Щукинское училище и не встретился бы с великими Захавой, Шлезингером, Ульяновым, Борисовой, Гриценко. И так можно перечислять долго. В конечном итоге, если бы я не жил рядом с Патриаршими прудами и не гулял там с собакой, то неизвестно - а пригласил бы меня Бортко на роль Азазелло? Видимо, надо было оказаться в нужном месте в нужное время. И нужно было гулять там именно тогда, когда Бортко с оператором выбирали там натуру для "Мастера и Маргариты".

В Израиле живет целое поколение людей, воспитанных на русской литературе и русском театре. И "Современник" и "Таганка" для нас не пустые слова, и, на расстоянии, нам кажется, что там как прежде - и наши любимые актеры, и потрясающие спектакли, и мы молодые…

Однако, той Таганки – великого и неповторимого театра Любимова – уже нет. Там руины. Но есть прекрасный пример, как театр Вахтангова возродился из пепла с приходом Туминаса. Мы вполне можем вписываться в новые модели театра.

И в какой театр вы пошли бы не только на спектакль, но и играть?


О, их очень много! Я пошел бы и к Бутусову, и к Туминасу и к Серебренникову, и к Богомолову, и к Роберту Стуруа – вот какой я жадный! Сейчас я играю у Димы Крымова в Школе Драматического искусства – это вообще совсем другой театр. Примером может служить и спектакль "Представление" по пьесе британского драматурга Марка Равенхилла в театре "Практика" (тогда это был очень модный молодежный театр) - это не академический театр.

Жизнь в театре сегодня разнообразна, но на юбилее в "Гоголь-центре" вы прочитали монолог "Рояль", написанный драматургом Валерием Печейкиным. Неужели наступают снова времена иносказаний. Как у Левитанского, которого вы декламируете: "А кто-то надеется, что снятое с шеи, обратно на шею наденется". Народ потянулся в театры, как за "глотком свежего воздуха"...

Хороший театр во все времена был "глотком свежего воздуха". Даже в застойные времена. Как и хорошая литература. Мы живем в такое время и в такой стране, что только юмор и может спасти от трагедии. А кроме того я привык иметь дело с такими авторами, как Гоголь, Зощенко, Булгаков, Довлатов – их литературу невозможно играть как простую драму. Это скорее фантастический реализм - трагифарс. Попробуйте сыграть Азазелло реалистически - и у вас получится обычный депутат госдумы. Разве это кому-нибудь интересно? Это уже не Булгаков. Мой любимый жанр – трагифарс.

Ваша игра в этом жанре парадоксальна. Образы, которые вы создаете, очень яркие, часто гротескные, но через них мы всегда все равно видим Александра Филиппенко. Вот ваш Серебряков в "Дяде Ване" - это уже не гротеск, а эксцентрика, столь характерная для вас. Это актерский прием или неосознанное проявление индивидуальности?

Не знаю. Никакого актерского приема конечно нет. Я всегда пытаюсь найти в герое что-то, что мне интересно самому, "примерить на себя" его судьбу, его мысли…

В ваших ролях выверен каждый жест и этой четкостью вы наслаждаетесь. Как вы научились так ювелирно работать?

Спасибо, конечно на добром слове, но я этого сам не замечаю. Я вообще зануда и перфекционист – репетирую долго и очень тщательно. Я ненавижу так называемые "импровизации" - когда режиссер говорит: "Ну, ты начни и как пойдет!" Вот это "как пойдет" - никуда не идет.Я люблю много репетировать – так, чтобы был выверен каждый жест, каждый звук. Как говорил Станиславский, чтобы все было "петелька-крючочек". А вот со стороны это должно выглядеть так, будто только что возникло. По примеру джазменов: "Лучшая импровизация - это та, которую ты выучил вчера".

Ведь кажется уже все перепробовано "на театре", переиграно, применены какие хочешь технические средства. Но самым интересным на сцене остается - человек. Какой он?

Я не знаю, какой ОН. Человек на сцене – это отдача твоей энергии залу. И либо происходит какой-то обмен энергиями – либо нет. Поэтому все спектакли разные. Этим мне и дорог театр.

А когда вы почувствовали это дыхание зала, вашу власть над зрителем?

Я никогда не чувствовал "власти" над залом, но единение со зрителями - вот это и есть то волшебство, ради которого можно идти в эту нашу страшную профессию. А когда есть единение - есть и внимание. Обоюдное внимание - я ведь тоже слежу за ними!

Вы говорите, что ваши соавторы великие люди. Как вы выбираете, что читать? Что должно быть написано в книге, чтобы вам захотелось ее прочитать со сцены?

Книга должна быть созвучна с нынешним временем. Как нас учили в Щукинском училище, ты должен ответить на три вопроса: почему ты СЕГОДНЯ выходишь на ЭТУ сцену с ЭТИМ произведением. Я уверен, что секрет вечной жизни классиков в вечной актуальности их текстов... Когда я читаю Гоголя, в зале постепенно начинается жутковатый хохот. Жутковатый - потому, что это написано про нас сегодня, но только в 19 веке. Я не читаю пьесы и сценарии. Я их боюсь. Боюсь к ним прикоснуться. Их читает моя жена Мариша. Она отмечает там какие-то детали, которые ей нравятся или не нравятся и рассказывает мне свое первое впечатление. И только потом беру в руки я. И тут уже – либо мое – либо не мое. А что касается выбора – когда я чувствую, что автор, любимый автор, точно соответствует сегодняшнему времени, звуку этого времени, то есть современен, я его выбираю.

Вас не пугает океан еще не прочитанной вами литературы и образов, еще не сыгранных? Какие у вас планы на будущее?

Мы живем в такое быстролетящее и трагикомичное время, что все авторы и их произведения "бледнеют" перед стремительно меняющейся действительностью. Писатели, разделенные десятилетиями, а порой и веками, оказываются едины в своей боли за русского человека, в своем неприятии уродливых форм общественного устройства, в правдивости изображения жизни и в милосердии к своим героям. Моя главная задача - вызвать раздумья у зрителей, и они решают, они делают выбор: что сдать в архив, а о чем спросить. А на будущее у меня много разных планов, но не буду говорить, чтоб не сглазить. Я суеверен.

В одном из интервью вы говорили о "расщеплении текста", условно - связка текст-слово-образ. Вы так глубоко погружаетесь в текст... Вы не просто говорите текстами Гоголя, Зощенко, Пастернака, Платонова, Довлатова, Шаламова, Солженицына, вы ими мыслите...

И в этом и есть мое понимание нужности этому миру.Вначале было Слово. Оно было в начале и есть. Словом можно убить. Можно начать войну. Можно уничтожить цивилизацию. А можно спасти. Убедить. Объяснить. А можно великими текстами великих писателей и поэтов дать возможность понять нынешнюю историю. Нынешнюю политику. Не придуманную, перевранную и искаженную, а истинную. Я иду наперекор всем агиткам и противопоставляю им свидетельства и мудрость авторов, которым я верю и их талантом и их болью и их любовью пытаюсь открыть глаза моим зрителям.

И эта любовь к высокой литературе привела вас к чтению со сцены и моно-спектаклям, которые сегодня стали вашим коньком. Но начались ведь они не от хорошей жизни в застойные годы...

Ну, да – не от хорошей жизни. А оттого, что хотелось играть на сцене, а в театре ролей было мало. В кино тоже не слишком много –и все больше бандиты-злодеи.

И сегодня возобладал театр. Он у вас на первом месте?

Я не знаю, что на каком месте. У меня все на первом: и кино, и театр, и моно-спектакли. А больше возможностей там, где тебе есть, что сказать своим зрителям. И неважно в каком жанре. У меня есть послание зрителям, и я надеюсь, они это чувствуют, слышат и понимают меня.

Меняется мир, меняется наша жизнь. Как изменяется с ними театр? Что такое современный театр? Какой он?

Как я могу объяснить вам в двух словах, что такое современный театр? И какой он? Это мне напоминает наш экзамен по русской литературе на первом курсе в Щукинском училище, - ко мне подошла одна студентка и сказала: "Саш! Быстренько напомни мне содержание "Войны и мира"… Могу сказать, что современный театр – это коммерческий театр. Как правило – деньги решают, "бабло побеждает зло"... Это ужасно пошло, но с этом приходится считаться.

В спектакле "Последнее свидание в Венеции" вы применяете спецэффекты, используете разные технические возможности, не говоря уже о звуке, которым управляет ваша дочь. А в жизни и в актерской работе, ежедневной, вы используете современные гаджеты, какие-то приложения, программы. Или вы по-старинке делаете пометки в книгах? У вас должно быть целая огромная библиотека книг с вашими рабочими пометками, как партитуры.

Я пользуюсь и мобильным телефоном и айпедом и, конечно, интернетом. Все статьи я читаю на сайтах. Телевидение не смотрю – только в интернете "Дождь" или "Настоящее время", а вот книги читаю по старинке на бумаге. У нас большая библиотека – даже слишком большая – книги стоят в два ряда. Но, когда мне нужен какой-то конкретный текст, я распечатываю на принтере и работаю уже с листками. Что-то режу-переклеиваю для себя. Для сцены адаптирую.

А вам снятся страшные сны про театр? Например, что забыли текст или, что в зале один человек. Чтобы вы сделали, если бы, правда, вы вышли на сцену, а в зрительном зале один зритель?

Да страшные сны снятся. А если бы, ни дай Бог, пришел бы один зритель – я играл бы для одного зрителя. Я знаю, что Александр Блок, читал лекции в питерском университете в страшные годы разрухи – к нему приходили иногда двое или трое студентов. Он все равно читал лекцию. Это очень трагично, но правильно.

Вспомните Дом Актера, где вы были частым гостем и участником капустников, встреч. Есть сегодня такое актерское братство?

Наверно, есть – там молодежь что-то делает. А нас, моего поколения актеров, так мало осталось, что братства, наверно, уже нет. Скорее сиротство.

Вас мало сегодня на ТВ. А мы помним 80-90-е, и ваше участие во многих программах и фильмах. Вас мало, кстати говоря, и в прессе. Почти нет интервью. Надеюсь, вы не "ушли" во внутреннюю эмиграцию? Вообще, что происходит в обществе в России?

Меня не мало, а просто нет на ТВ. И не потому, что меня не приглашают, а потому что я сам туда не хожу - не могу принимать участие в программах, где сплошное вранье и крики обезумевших политиков. Мы не смотрим ТВ уже года четыре. И прекрасно себя чувствуем. Есть интернет. То, что происходит в России – очень грустно и деструктивно. Все эти попытки вернуться в СССР – это ужас.

Вы любите вспоминать и какие воспоминание ваши любимые, вами взлелеянные?

Ну, конечно, "когда мы были молодыми и чушь прекрасную несли"… Как мы лет сорок назад - с Маришей и собакой Патей - могли сесть в машину и уехать в Таллинн или в Ригу. Вместе с собакой бегать по морю. Или в Щелыково, или Ялту в "Актер" – там собиралась очень веселая компания. Играли в скрабл, даже спиритизмом занимались на балконе! А потом родилась Саша и мы стали ездить с ней маленькой везде. Я работал в круизах. Мы объездили почти весь мир! Вот там она и начала мне помогать – включала музыку на моих выступлениях. И теперь я работаю только со своим звукорежиссером - моей дочерью Александрой. Она тонко чувствует все нюансы и паузы и точно подхватывает настрой спектакля. Иногда мы делаем поправки прямо перед самым началом спектакля, когда видим зал, видим кто пришел, кого больше - молодежи или пожилых людей. И сегодня мне включает музыку уже научный сотрудник института США и Канады, доцент кафедры мировой политики и международных отношений Александра Александровна Филиппенко.

Театр имени Моссовета в Израиле


 "Дядя Ваня". Сцены из деревенской жизни в 2-х действия

Постановка и сценография – Андрей Кончаловский. Художник по костюмам - Рустам Хамдамов. Композитор - Эдуард Артемьев.

11 мая 2018 года, пятница, Хайфа, Театрон ха-Цафон, 20:00


15 мая 2018 года, вторник, Тель-Авив, Центр сценических искусств - "Бейт ха-Опера", 20:00

В ролях: Александр Домогаров, Юлия Высоцкая, Александр Филиппенко, Павел Деревянко, Наталия Вдовина, Александр Бобровский, Лариса Кузнецова и многие другие.

"Вишневый Сад". Комедия в 4-х действиях.

Постановка и сценография - Андрей Кончаловский.

В ролях: Александр Домогаров, Юлия Высоцкая, Виталий Кищенко, Наталия Вдовина, Галина Боб, Александр Бобровский, Лариса Кузнецова и многие другие.

12 мая 2018 года, суббота, Хайфа, Театрон ха-Цафон, 20:00


14 мая 2018 года, понедельник, Тель-Авив, Центр сценических искусств - "Бейт ха-Опера", 20:00

Организатор гастролей - Марат Лис, руководитель компании "Cruise International". Заказ билетов на сайте организаторов гастролей – продюсерской компании Cruise International или по тел. 03-6960990