Посол Израиля в Москве Гари Корен о роли России на Ближнем Востоке. Интервью

Новый чрезвычайный и полномочный посол Израиля в Российской Федерации Гари Корен в интервью редакции NEWSru.co.il рассказал о себе, о своей дипломатической карьере, о российско-израильских отношениях и дал оценку роли России на Ближнем Востоке.

Это первое интервью господина Корена на посту посла в России.

Кто вы, Гари Корен?

Я родился в Риге в 1959 году. В 1973 году мы репатриировались в Израиль и нырнули в израильскую реальность – как и большинство репатриантов нашей волны, благополучно. Служил в армии, прошел операцию "Мир Галилее", вышел в отставку майором артиллерии. Женился в молодости, жену зовут Ширли, она работает в пресс-службе судебной системы. Замечательная женщина. Двое детей – сын уже женат, а дочь недавно закончила учебу на театральном факультете в Еврейском университете.

30 лет назад, в 1986 году, я начал работать в министерстве иностранных дел, это мое третье назначение на должность посла. Я счастлив, что мне выпала честь через 30 лет после репатриации из Риги вернуться туда послом. Мне это было и интересно, и очень важно. С 2003 по 2006 год я был послом Израиля в Латвии и Литве. Несколько недель назад я завершил службу послом в Чехии. Это прекрасная страна, настоящий друг Израиля. А в июне 2016 года меня назначили послом в России.

И я хочу выразить огромную благодарность своим предшественникам – и Цви Хейфецу, и Анне Азари, и Дорит Голендер. Вместе с коллективом посольства они проделали огромную работу. Так что я начинаю работу в хороших условиях и в очень интересное время с точки зрения динамики отношений между Израилем и Россией. Конечно, надо будет проветрить мой русский, в Чехии я им не пользовался. Но я свободно читаю и литературу, и сайты. Так что он у меня заржавевший, но есть.

Если вернуться к профессиональным вопросам, то я в каком-то смысле замыкаю круг. Я приехал сюда в апреле 1991 года, когда посольство – тогда еще в СССР – только создавалось. Я присутствовал на церемонии установки мезузы на здании, где сейчас нахожусь. Первым послом и моим наставником был замечательный человек – Арье Левин. Возобновление дипотношений между Израилем и Россией начинала израильская консульская группа при посольстве Нидерландов, и в нашем здании еще пару месяцев сидел голландский консул.

До 1994 года я работал в Москве. Это было интересное время – визит Рабина, работа и с Арье Левином, и с Хаимом Бар-Левом. После Риги я сменил Анну Азари на посту главы департамента Евразии МИД Израиля. Это тоже было интересно. Работать в центральном аппарате, отвечать за весь регион – Россию, Среднюю Азию, Кавказ, Беларусь, Молдову. Там я проработал с 2006 по 2009 год. Много выезжал сюда, в Россию – в том числе с министрами Ливни и Либерманом, принимал в Израиле российских представителей, приезжавших на встречи с Шароном и Ольмертом. Это тоже часть моего российского досье.

Как эти поездки влияют на семью?

Я хочу вернуться к первой поездке в Москву. Мы с женой, и сын Ноам, которому тогда было четыре года, помним события августа 1991 года в Москве. Он ходил в садик при американском посольстве и запомнил колонны танков и бронетранспортеров, которые увидел на улице в один из дней… А когда в Москве открылась израильская школа, Ноам пошел в нее в первый класс.

А наша дочка Ади "произведена в России". Ширли родила ее в Израиле, но выносила здесь. После родов они сразу вернулись в Москву. Дети были с нами во всех командировках. В Риге Ноам окончил международную школу и до сих пор общается с кучей друзей оттуда. Прага стала первой поездкой, где мы были без детей – они уже выросли.

Моя жена тоже сделала блестящую карьеру – в пресс-службе управления судов. Но она собирается взять отпуск и приехать ко мне. Напала на нее ностальгия по Москве. Здесь все пробуждает воспоминания. В посольстве она была главой канцелярии Бар-Лева, и сейчас зашла в эту комнату, сразу узнала место, где работала, и растрогалась.

Русский – ваш родной язык. Насколько это облегчает работу? Не возникнет ли у россиян желания увидеть в вас "своего человека"?

Отвечу на эти вопросы по очереди. Поскольку это вторая моя каденция в России, у меня уже есть опыт напоминать при необходимости, "чей" я. В отношениях с российским истеблишментом русский язык, скорее, преимущество – если умно пользоваться. Если это помогает в работе и в человеческих отношениях – почему не использовать русский?

На мой взгляд, репатриировавшиеся из СССР израильтяне лучше понимают образ мыслей россиян, улавливают нюансы и подтекст. Израильский дипломат, который был рожден и вырос в СССР, понимает происходящее гораздо лучше, чем самый блестящий западный эксперт, владеющий русским даже на уровне родного. Это умение читать между строк.

Вы репатриировались из Риги – как и ваш предшественник Цви Хейфец...

Я горжусь тем, что я рижанин. Всегда мечтал вернуться в Латвию, работать в Риге. Я вам больше скажу: в первые мои выходные в Москве в 1991 году. Может, во вторые… Мы и еще двое бывших рижан сели в поезд и поехали в Ригу – тогда это была еще Советская Латвия. Провели там выходные, увидели дома, в которых жили. Эта эмоциональная связь с Ригой сохранилась. И когда я узнал, что Хейфец тоже из Риги – меня это не удивило.

Вы возвращаетесь в Москву после перерыва в 20 лет. Насколько изменилась Россия?

Все изменилось. Тогда, в начале девяностых, было особенное время. После распада СССР началось становление новой России, и было множество планов, идей, интересных людей. И должен признаться, что прошлая каденция в Москве была самой интересной за все время моей работы в МИДе. Я тогда был первым секретарем по вопросам экономики. И все сотрудники посольства были великолепными людьми и специалистами. Ведь надо было не только создать посольство заново. Надо было завести связи, наладить сотрудничество. Мы очень тяжело работали, да и бытовые условия были нелегкими – не было самых необходимых продуктов, вещей. Ничего, выкручивались, как и все москвичи.

Это было очень хорошее время. Отношения между нашими странами развивались быстро – к этому стремились обе стороны. Мне выпала честь подготовить несколько соглашений, в том числе – первый договор о сотрудничестве в авиационной сфере. Это позволило наладить прямое авиасообщение и вывозить репатриантов прямыми рейсами из России, а не через третьи страны. Я занимался и соглашением о торгово-экономических отношениях, а затем я имел честь переворачивать страницы, когда его подписывали Рабин и Черномырдин.

Сейчас другая эпоха, отношения Израиля и России – зрелые, стабильные. Как у пары, которая вместе уже давно, знают и плюсы, и минусы друг друга, и их отношения основаны на взаимном уважении. И это заслуга и Анны Азари, и Дорит Голендер, и Цви Хейфеца, и других сотрудников посольства. Я наблюдал за их работой из Иерусалима, и это просто в голове не укладывается – как много они сделали. Особенно в последний год, к 25-летию восстановления отношений – просто нет слов.

Это же можно сказать и о работе двусторонней комиссии, которую возглавляют министр по защите окружающей среды Зеэв Элькин и вице-премьер Аркадий Дворкович. Идет строительство – кирпич за кирпичом. Можно вспомнить и о подписании соглашения о пенсиях и многом другом, но работы еще немало.

Что Израиль может предложить России, а Россия – Израилю?

Как в Центральной Европе, откуда я приехал, так и в России, к Израилю относятся как к государству высоких технологий и инноваций. В России есть не только нефть, газ и вся таблица Менделеева. К примеру, здесь развитая космическая промышленность. Так что есть чем заниматься. Очень перспективная область – сельское хозяйство. Россия стремится обеспечивать себя продовольствием самостоятельно. И для нас это шанс, Израиль предлагает технологии, а не только готовую продукцию. На средний и дальний сроки более перспективными будут информационные технологии, фармацевтика, здравоохранение. Мои предшественники очень много сделали, но и мне осталось, чем заняться.

Когда Хейфец передавал мне должность, он сказал: "Я тебе передаю чистый стол, можешь спокойно вступать в должность". Это действительно фронт работ безграничный. И из-за размеров страны, и из-за заинтересованности сторон.

Вчера я беседовал с главой представительства министерства туризма Израиля. Конечно, есть определенный спад – из-за экономического положения в России, снижения курса рубля. Но Израиль – привлекательное направление для российских туристов, в том числе – из-за ситуации в Турции и Египте. Эта отрасль тоже очень перспективна.

Три года назад объем торговли составлял более трех миллиардов долларов, сейчас он сократился до двух с половиной. Возможно, и здесь одна из причин – отношение рубля к доллару. Но в принципе, это свидетельствует, что нам есть что делать.

Я уже говорил о сотрудничестве в сфере здравоохранения. Одна из идей – пригласить российского министра Веронику Скворцову на проходящую в Израиле Международную конференцию и выставку Med Israel, которая состоится в марте. Надеемся, она сможет принять участие в этом масштабном мероприятии.

Российское присутствие в ближневосточном регионе нарастает. После начала российской операции в Сирии ваш предшественник Цви Хейфец приветствовал то, что Россия стала, по его словам, соседом Израиля, и пожелал ей успеха. Разделяете ли вы эту точку зрения?

Российское присутствие в Сирии – свершившийся факт. Мы в курсе дела о соглашениях, подписанных между РФ и Сирией, как и о планах по выводу части российского военного контингента, в том числе и авианосца "Адмирал Кузнецов". Израиль всегда умел смотреть фактам в глаза, тем более когда речь идет о такой державе как Россия, члене Совета Безопасности ООН и международного Квартета, с которой у нас 25-летние отношения.

Не могу сказать, что создавшееся положение нас особенно радует, но мы знаем, как строить сотрудничество с Россией. Есть постоянный контакт на самом высоком уровне – между премьер-министром Биньямином Нетаниягу и президентом Владимиром Путиным. Действует канал координации в военной сфере. Система работает. Россия с пониманием относится к нашей позиции, подчеркивает, что не заинтересована создавать для нас проблемы. Это серьезный успех.

Есть и общие интересы. Не нужно быть ученым, чтобы понять: Россия находится в Сирии в том числе и потому, что это ее "подбрюшье", в котором существует очаг радикального ислама. Борьба с террором, с радикальным исламом – наш общий интерес. В отличие от Западной Европы, Россия сотни лет граничит с исламским миром, как и в Израиле, в России есть мусульманское население. И мы, и российские коллеги понимаем, что проблема не в исламе, а в радикально-экстремистском толковании ислама.

Не во всем наши позиции совпадают. Мы согласны с тем, что "Исламское государство" и "Джабхат ан-Нусра" – террористические группировки, и надеемся, что и Россия поймет: то, что делают ХАМАС и "Хизбалла" – это терроризм, и к этим группировкам следует относиться как к террористическим. Но не будем наивными – нам до этого далеко. Так что мы объяснили российским коллегам, где наша "красная черта". И они относятся к этому с чуткостью и пониманием. На данном этапе нас это вполне устраивает.

Где проходит "красная черта"?

Об этом неоднократно говорил глава правительства Биньямин Нетаниягу. Это передача "Хизбалле" вооружений, меняющих баланс сил, и эскалация в районе Голанских высот. Мы пристально следим и за российско-турецкими дипломатическими усилиями по стабилизации ситуации в Сирии. Не вдаваясь в шансы на успех конференции в Астане, отмечу, что мы ознакомили коллег из России с нашей позицией: для нас недопустимо, чтобы новая реальность оказалось хуже существующей. Это касается и Голан. Мы не потерпим там появления сил, связанных с Ираном – "Корпуса стражей Исламской революции", "Хизбаллы" или кого-то еще, не потерпим возникновения "второго фронта", в дополнение к ливанскому. В России это понимают – как на высшем политическом, так и на дипломатическом уровнях.

Россия направляет в Сирию новейшие вооружения, такие как зенитно-ракетные комплексы С-400. Насколько они угрожают Израилю, гражданской авиации? Ведь хорошие отношения могут и испортиться.

Они уже там – это факт. Так что я надеюсь, что хуже уже не будет. Для нас это не самые хорошие новости. Эту реальность нам придется принимать в расчет. Коллеги в России заявляют, что эта мера не направлена против нас, что ЗРК призваны защитить российские базы. Это одна из самых совершенных систем в мире, и радости она нам не приносит. Главное, чтобы все эти системы остались под российским контролем.

Обладает ли Израиль свободой действий в воздушном пространстве Сирии? Я, конечно, не ожидаю, что вы подтвердите иностранные публикации, но их нельзя игнорировать.

Разумеется, я ничего подтвердить не могу. Есть координация. Мне нечего к этому добавить. Конечно, у вас есть полное право на свою интерпретацию – она имеет ту же ценность, что и моя.

Вы говорите о том, что в борьбе с террором мы с Россией в одной лодке, но отмечаете, что Москва не понимает, насколько нам угрожают ХАМАС и "Хизбалла". В начале недели в Москве прошла встреча палестинских фракций. Россия все время обвиняет Запад в политике двойных стандартов. В данном случае она сама руководствуется ими же.

Представители палестинских фракций встречались с министром иностранных дел и руководителем института востоковедения Виталием Наумкиным, организовавшим эту встречу. Если российская сторона, как она заявляет, сможет "нормализовать" ХАМАС, убедить его принять условия Квартета, то есть признать право Израиля на существование и отказаться от вооруженной борьбы… Я говорю чисто теоретически, нет никаких свидетельств, что к этому идет. Но Россия – не единственная страна, которая пытается превратить ХАМАС в легитимного с точки зрения Израиля игрока – это пытались сделать и Египет, и Турция. Если в результате российским властям удастся убедить ХАМАС измениться – нам будет легче иметь дело с Газой. Я сомневаюсь, что это произойдет, но почему не дать шанс российской стороне? Гораздо более интересно то, что это происходило одновременно с Парижской конференцией. Это своего рода кивок в нашу сторону. Мол, Израиль говорит, что из Парижской конференции ничего не выйдет, что нужны прямые переговоры – и мы уважаем израильскую позицию.

То есть эта встреча может оказаться плодотворной?

Такие встречи проходят не впервые. Почему не попробовать еще раз? Не думаю, что из этого что-то выйдет, но мы ценим российские усилия. Особой радости от того, что они встречаются с ХАМАСом или "Исламским джихадом" нет, но не могу сказать, что мы шокированы. Мы следим за тем, что происходит, ведем диалог с российской стороной, чтобы знать, что произошло – помимо того, что публикуют СМИ.

Вы упомянули тесные личные отношения между Путиным и Нетаниягу. Как они возникли?

Это произошло, когда я не работал в Москве, так что трудно ответить на этот вопрос. Тем более я не могу говорить о том, что происходит на переговорах. Но я думаю, что вам известно о блистательной программе празднований 25-летия восстановления отношений России и Израиля. Глава правительства Биньямин Нетаниягу прибыл с визитом в Москву, состоялись переговоры с президентом России Владимиром Путиным. В том же году Израиль посетил премьер-министр Медведев. Роль лидеров в таких процессах определяющая, и эта положительная динамика очень помогает. Напомню, что глава правительства Нетаниягу также занимает пост министра иностранных дел, и я благодарен ему, что он вносит значительный личный вклад в развитие отношений с Россией.

Почему эти тесные отношения не находят отражения на международной арене, в частности – при голосовании в ООН?

Нельзя сказать, что мы этим довольны. Мы уже более десяти лет ведем с российскими коллегами речь о том, что хотелось бы увидеть на международной арене те же сдвиги, что и в двусторонних отношениях. В вопросах, не связанных с палестино-израильским конфликтом, эти положительные изменения уже происходят. Например, Россия поддержала решение ООН о Международном дне памяти Катастрофы – это тоже нельзя сбрасывать со счетов. Россия поддерживает и наши инициативы по внедрению инновационных технологий в развивающихся странах. В ЮНЕСКО и Совете по правам человека ситуация сложнее, но и там взаимопонимания стало больше. Мы не скрываем, что рассчитываем на большее понимание и в вопросах, касающихся палестино-израильского конфликта, но изменения требуют времени. Не стоит забывать, что и наши европейские друзья не всегда голосуют так, как нам бы хотелось. Что касается России – тенденция положительная, но в том, что касается конфликта, есть над чем работать.

Вы считаете, что Россия имеет право нас критиковать, учитывая то, что она делает в Сирии?

Я отвечу так: мы удовлетворены, что можем честно и открыто рассказать российской стороне о том, что вызывает нашу обеспокоенность. Мы следим за тем, что происходит. И как друзья, которые не всегда соглашаются между собой, мы можем и спорить, и высказывать критические замечания друг другу.

Беседовал Павел Вигдорчик

- Обсудить на странице NEWSru.co.il в Facebook